V
Теперь надо было торопиться. У магика оставался рубль, но этот рубль на доктора. По счастью, доктор оказался из молодых и с добрым сердцем. Увидев Тириони-Курицына, он проникся жалостью к этому слишком по-летнему и столь странно одетому профессору. Он обещал заехать и предупредил, что денег не возьмет, а когда магик предложил ему билет на волшебное представление, — у него карманы были полны билетами, оставшимися от неудачного вечера в Мендзыбаже — то доктор хотел заплатить за билет. Но как он ни настаивал, магик не взял платы. Доброта и ласковое обращение доктора растрогали его. Он повеселел и мужественно направился в типографию.
Типография помещалась в подвальном этаже. Содержал ее еврей, старый человек. Желтый от пота мягкий воротник его рубахи обрамлял сухую на длинной шее головку. Борода у него была реденькая, козлиная, и один глаз был прищурен. Он низко поклонился магику и попросил его садиться.
— Что надо милому пану? Магик объяснил.
— Хорошо. Все можно сделать. А на когда пан хочет, чтоб было готово?
— Завтра надо будет с утра расклеить афиши.
— Ой!
Еврей взял «оригинал» и сталь вымерять и высчитывать, сколько пойдет шрифту.
— Так скоро нельзя, дорогой мой пан! сказал он со сладкой улыбкой. — А пан знает, сколько то будет стоить?
— Знаю; пять рублей...
— Ой! Чтоб вы были здоровы! Положение — семь... Они стали торговаться и сошлись на шести рублях.
— Чтоб вы были здоровы, повторял еврей: — так я вам уступил этого рубля!
На убедительные просьбы магика, он согласился, наконец, заставить типографию работать всю ночь. Деньги было условлено отдать сейчас по отпечатании афиш. Магик не знал, откуда он возьмет завтра шесть рублей, да об этом он и не беспокоился. Утро вечера мудренее.
Он взял адрес музыкантов, потому что без музыкантов никакой спектакль немыслим, и, расспрашивая почти в каждом доме, «а где здесь, позвольте узнать, живет Дувид Зурман, со своим оркестром?», нашел через полчаса искомую лачугу.
Город населен евреями. Местные купцы славятся своим богатством и имя одного из них гремит на всем Юге, как миллионера и предприимчивого фабриканта. Но закоулок, куда попал доктор Тириони, поразил даже его своим нищенским видом. Во дворе, узком и грязном, тянулась целая улица, застроенная с одной стороны врастающими в землю полуразвалившимися хижинами, амбарчиками, хлевами. Козы уныло жевали солому. Одна из них с неопрятной белой шерстью стояла на крыше, под сенью ивы; ветер и дождь трепали над нею гибкие ветви дерева.
Дувид Зурман сначала не понравился магику. Это был безобразный рыжий еврей, в черной бархатной ермолке и с большими руками, которые были покрыты желтыми веснушками. У него рот был мокрый. Но когда он согласился взять от вечера восемь рублей (весь оркестр состоял из пяти человек), причем деньги было необязательно отдавать вперед, и когда он дал слово, что он только скажет своим жидкам, так те станут по городу бегать и больше пользы «изделают», чем все афиши, доктор Тириони с чувством пожал ему руку.
Но мытарства доктора Тириони этим не кончились. На улице его встретил клубный буфетчик и, разведя руками, сообщил неприятную новость. Старшины каждый порознь соглашаются сдать клубную залу «под магические вечера, которых должно быть не менее трех; но решение это может вступить в законную силу лишь но утверждении его собранием. «Когда же собрание?» — «А денек придется подождать». Магик уныло смотрел на сытую фигуру буфетчика в бобровой шубке и под зонтиком. Согнув колени и держа руки в карманах своего куцего пальто, магик дрожал от холода и нос его из красного сделался синим.
— Придется поискать новой залы, проговорил он, кланяясь буфетчику.
Ему удалось застать смотрителя уездного училища. Когда он вошел в переднюю, горничная испугалась и побежала, Дети высунули из дверей головы и тоже удрали. Высунула голову толстая дама и, вскинув на магика круглые желтые глазки, скрылась в тревоге. Наконец, вышел сам смотритель, молодой геморроидальный человек, сильно пахнувший водкой. Расспросив гостя, он сухо объяснил ему, что «согласно циркуляру г. министра народного просвещения», в зданиях учебных заведений «никоим образом» не могут быть терпимы спектакли.
Магик бросился к непременному члену мирового съезда. Если в городе нет театра, то, в крайнем случае, приходится бродячему артисту давать представления в камерах мировых судей. Ставни в доме непременного члена были закрыты. У подъезда звонка не было. Зияла только круглая дыра на том месте, где он был когда-то вставлен. Магик вошел в ворота. Собака сердито тявкнула на него из-под крыльца, но не выбежала оттуда, может быть, потому, что в это время припустил дождь. Доктор Тириони вскочил в стеклянный коридорчик. Тут он увидел одностворчатую дверь; взял за щеколду — дверь не заперта. Он оробел, но вошел в дом.
Было мрачно. В комнатах царил страшный беспорядок. Где кровать со скомканным одеялом, где холодный самовар и неубранная посуда. В узенькой комнатке на диване лежала девушка; увидев магика, она схватила со стула юбку и закрылась ею с головой. Странная тишина в доме. Но из следующей комнаты доносился мирный атласный звук, похожий на тот, который бывает, когда мечут банк. Магик вошел в эту комнату, сам не свой. При догорающих свечах, в синей табачной атмосфере, пропитанной пуншевым запахом, вокруг большого стола сидели и стояли молодые и старые люди, кто без сюртука, кто в одном белье. Они точно замерли. И в этом зловещем полусвете, среди этого зловещего молчания, когда не смели ни кашлять, ни даже дышать, когда нервы у всех напряглись до высшей степени, точно в комнате был трудно-больной и вот-вот умрет, и все прислушиваются, чтоб уловить его последний чуть слышный вздох, среди этой мучительной обстановки и этих застывших в ожидании лиц, особенно бледной, мертвенно-зеленой фигурой казался, высокий тонкий господин, с пышными каштановыми волосами, очень светлой бородкой и маленьким потухшим лицом. Жизнь сосредоточилась только в его глазах, сверкавших нестерпимым стальным блеском. Он глядел на карты, которые проворно ложились перед ним. И вдруг взгляд его погас, вздох облегчения вырвался у всех из груди, игроки задвигались, зашумели — карта была убита. Банкомет загреб целый ворох ассигнаций, а высокий господин повернул к магику свое безжизненное лицо.
— А, очень хорошо! сказал он, шатаясь и силясь улыбнуться. Он не понимал, что говорит магик. — Обратитесь к письмоводителю... Ваше дело... назначено на... Да как вы сюда попали?! Вам залу? Какую залу?! Подите к черту! Трифон! Вечно спит, каналья... Трифон!!!
Но магик не стал дожидаться Трифона. Он сам ушел торопливым шагом, ругая себя и этого непременного члена, превратившего день в ночь и выместившего свой проигрыш на нищем.
Пришлось опять идти в клуб. Магик согласился подождать «денек». Буфетчик пожурил его за нетерпение. Может, и два дня понадобится обождать — экая важность!
Смеркалось. С пустым желудком, озябший и не чуя ног от усталости, не на радость вернулся магик домой.