Russian Association of Magicians
КНИГИ И СТАТЬИ ПО ИЛЛЮЗИОННОМУ ЖАНРУ
Оглавление

Владимир ПЕРЕВОДЧИКОВ

Владимир ПЕРЕВОДЧИКОВ

Заслуженный артист РСФСР, лауреат Международного конкурса иллюзионистов

   На шаре земном не отыщешь народа,
   Его не понявшего без перевода.
   На каждой эстраде, арене и сцене
   Обманщика доброго любят и ценят.

Лето последнего года XX века. Как во сне подхожу к Зеленому театру, что на ВВЦ (бывшем ВДНХ СССР), где 18 лет  назад в эстрадной студии я готовил свою программу «Не может быть?!» Это заведение стало для меня родным: от Читинской филармонии я занимался в Студии в 1966–67, от Красноярской — в 1974–75, от Кемеровской — в 1980–82 годах.

...Чуть задержался у служебного входа, который для нас, студийцев и педагогов, по сути, был парадным. Две полукруглые лестницы ведут к портику. Площадка перед входом представляет полукруг с перилами между колоннами. Произведение архитектуры сталинских времен, с претензией на ампир. При подъеме на площадку учащается пульс, срывается дыхание. Замер. Вывеска — задирать голову нет надобности — на уровне глаз: «Всероссийская творческая мастерская эстрадного искусства имени Л.С. Маслюкова». Стало быть, существует Мастерская — жив и он в своих делах.

Почему Маслюков, а не кто-то из других корифеев эстрады создал ВТМЭИ и стал ее художественным руководителем? Это был не просто силовик-акробат с железными мускулами и ловко подвешенным языком. Он был потрясающим выдумщиком и при этом человеком основательным и с «царем» в голове.

Каждый из нас имеет «выходное лицо»: имидж, маску, личину. Но под любой подвеской скрывается живая нервная самость. Лично для меня Маслюков был всегда триедин: физически — ментально — духовно. Опорой ему служили железная логика и особое остроумие. Французский философ, писатель-сентименталист Ж.-Ж. Руссо завещал: «Желаете образовать ум вашего ученика — упражняйте его силы, которыми ум должен управлять, развивайте настойчивее его тело, сделайте его крепким и здоровым, чтобы он стал мудрым и рассудительным... Предположение, что упражнение тела вредит умственной деятельности, есть жалкая ошибка: как будто обе эти деятельности не должны быть в согласии, и как будто одна не должна действовать на другую».

Маслюков понимал загадочное тяготение людей к чудесному. Он был экспериментатором, «трюкачом», поэтому постоянно подчеркивал важность всяческих неожиданностей, трюков в эстрадно-цирковых номерах. Ему важны были детали, он радовался нюансам, новому ходу, свежей краске.

В свое время кандидат искусствоведения В. Левитина спросила Маслюкова: «Согласны ли Вы, что задача воспитания — вытащить все интересное, что есть в личности актера?» Леонид Семенович возразил ей: «В слове «вытащить» есть привкус чего-то насильственного. Надо обнаружить все интересное, что есть в личности актера. И создать условия, при которых творческая энергия сможет излиться вольно и полно».

...Занятия в утреннем полумраке проходили иногда сонно, непродуктивно. Слева от сцены летнего театра занимались акробаты, жонглеры, эквилибристы, справа — в таком же большом зале — балетные. Вдруг поднимается шкала настроения. По Студии порхнула молва: появился Леонид Семенович. Испугались? Нет. Просто его присутствие в Студии придает энергию. Расслабленность исчезает. Больных он велит отсылать домой. У всех появляется желание искать нюансы, закреплять достигнутое — порадовать «отца».

Образ мыслей маэстро — эксперимент. В душе он оставался любопытным подростком. Однажды меня позвали к Маслюкову в танцевальный зал. Он стоял подбоченясь, его лицо выражало детское торжество: «Видишь, Володя, веревка. Можно применить ее в фокусе?» — через весь зал висела туго натянутая «веревка» розового цвета. Воздушно-прозрачная, она являла собой необыкновенное зрелище. Я впервые видел луч лазера. Леонид Семенович предрекал сценическое будущее этому новшеству. Через толику лет луч лазера завоюет сценическое пространство.

В моей творческой жизни Маслюков сыграл важную роль. Не будь ВТМЭИ, вряд ли бы мне удалось достичь того, что имею в творческом багаже. Когда я впервые показал ему классический фокус с газетой, восстановленной из клочков, а затем смятой и выброшенной, он мягко, но внушительно сказал: «Что мнется на глазах зрителей — неприятно пахнет». Он выслушал мои возражения, а потом просто объяснил: «Ну и пусть столичный, даже знаменитый фокусник это делает. С известных и великих людей надо брать только положительный пример».

В другой раз на репетиции у меня выпал платок. Подняв его, я продолжал работать. Маслюков заметил, что для фокусника очень плохо ронять платок из рук, но еще хуже поднимать его с пола. Да, им вытирают ботинки, а потом лоб, но кто?..

Режиссером мне был назначен Александр Василевский, лауреат Международного конкурса иллюзионистов, ученик Маслюкова. Это была его первая работа. С материалами для реквизита всегда было худо. А мне нужно было экспериментировать. Студия не могла тратить деньги, которые не попали в смету расходов. Мне приходилось обшаривать свалки на пустыре за ВДНХ. Однажды в мусорном ящике возле фотолаборатории я обнаружил большие свертки фотопленки. Принес несколько кусков в свою комнату, которую за мной закрепил Маслюков, принялся конструировать фонарики и фонарищи. Отмывал пленку от эмульсии, придумывал разные конфигурации фонарей. Василевскому это понравилось, он сказал: «Я бы сделал просто вазы». Я так и сделал. Первый экземпляр понес к Леониду Семеновичу. Он улыбнулся: «У тебя не вазы получаются, а горшки. Надо их вытянуть».

Больше месяца я потратил на то, чтобы сделать пять ваз. Прикрепил к ним по три цветка из перьев. Маслюков и Василевский одобрили, чем вдохновили меня на новые «подвиги». Появилась идея сделать одну вазу прозрачную с жидкостью, иной конфигурации, с утолщенной горловиной. Середина получилась овальной, но стыковые разрезы были слишком заметны. Посетовал Леониду Семеновичу. Не задумываясь, он дал совет: «А ты сделай еще заметнее — и получится под хрусталь». Выполнив его совет, я запрыгал от восторга. Так получился аттракцион с кувшинами. Я выносил кувшин, наполненный красной жидкостью. Для наглядности немного выплескивал на пол. Ассистентка раскрывала папку, я ставил кувшин на нее. Закрывали папку — вазы как не бывало. Затем раскрывали папку пять раз, и каждый раз я извлекал по вазе с цветами.

Под наблюдением Маслюкова я находился постоянно. Одно его присутствие на репетициях для меня уже было уроком. Он заходил ко мне чаще, чем мой режиссер. Был далек от менторского тона, хотя каждое слово его для меня было значимым. По выражению его глаз я понимал, что «нормально», что «теплее», а что «ни в какие ворота». А замечания чаще запоминались вроде бы неконкретные: «Ты делаешь все ровно. Попробуй найти, где нужно остановиться, посмотреть в зрительный зал, задуматься».

Меня словно магнитом тянуло в Мастерскую. Впоследствии в этой же комнате на первом этаже много лет будет заниматься фокусник с неповторимым творческим лицом — Михаил Тюменцев. Ставить программу ему будут Ирина Павловна Осинцова и Леонид Семенович Маслюков. Номер с кубиками ни с каким трюком спутать нельзя. Он уже вписан в золотой фонд иллюзионного искусства.

Фокус часто соединяют с жонглированием. Когда-то жонглирование и фокусы были неразделимы. Фокусы и трюки входили в основной круг интересов Маслюкова. Им он придавал большое значение, не однажды повторяя, что фокусы — один из самых трудных видов зрелищного искусства. В ту пору этот жанр называли «оригинальный», хотя под этой вывеской обитали и жонглеры, эквилибристы, акробаты. Оригинальный — стало быть, каждый номер должен быть маленьким шедевром.

Иллюзионные трюки, поставленные Маслюковым, вызывали зависть фокусников-профессионалов. Помню, в Томском Дворце спорта я впервые увидел Ветлугина с большими шарами. Рудольф, выйдя на сцену, накрывал пистолет красным платком и выстреливал себе в висок. Платок, как ручеек крови, появлялся изо рта, словно прошел сквозь висок.

Две круглые подставки в виде столиков. На одной — перевернутое вверх дном большое цилиндрическое ведро. Ветлугин достает из-под него огромный черный шар. Ведро пустое. Но как только ставит его на прежнее место — новый шар. Таким образом у него появляется шаров восемь. Все катятся по полу. По два шара исчезают из прозрачного цилиндра с одного столика, появляются на другом. Зритель был в шоке: откуда? как?

И для программы «На эстраде омичи» Маслюков сделал неожиданный жест. Фокусы решил породнить с акробатикой! Фокуснику Игорю Мишину он придумал «трюк-шок». Тот наполняет стакан водой, неожиданно делает заднее сальто — и хоть бы одна капля пролилась. Помню другой номер, тоже с водой. На чистом листе стекла рисуется самовар, ввинчивается маленькая трубка с краном, открывается кран и, пожалуйста, — в стаканы льется чай.

Бывали и забавные случаи. Во второй мой приезд (от Красноярска) был назначен просмотр в зеркальном танцевальном зале. Мы с ассистенткой Валей Хамидуллиной установили задник-веер, который служил и ширмой. Я куда-то отлучился, Леонид Семенович заглянул за веер: «А где Володя?» Валентина встала перед реквизитом и заявила: «Сюда нельзя!» Когда вошла комиссия, Валентина, заглянув в зеркальное отражение, спросила: «Что за большой дядька сидит в середине?» — «Этот дядька — Маслюков». — «Ой, что же я наделала!!! — испугалась Валентина. — Я его выгнала отсюда. Что же теперь будет?..» Я решил подшутить над ассистенткой: «Житья теперь тебе в Студии не будет!» Перед гастролями Маслюков устроил собрание. Он знал всех студийцев поименно и «похарактерно», делал наказы, не преминул упомянуть и Валю: «Вы должны к своим обязанностям относиться так, как Валя Хамидуллина, она свое дело знает!»

Цирк — искусство моторное; по мнению Маслюкова, на эстраде для цирковых номеров есть существенный недостаток — сцена лишена тырсы (так циркачи называют мягкое покрытие пола). Вот почему важно научиться падать.

«Будь готов к неудачам, — говорил мне Леонид Семенович, — отрепетируй возможные выходы из разных ситуаций. Если бы ты был к этому готов, у тебя не выпал бы из рук напалечник на конкурсе в Театре Эстрады». Последние слова меня просто поразили, потому что разговор происходил в 1974 году, а 2-й тур Всероссийского конкурса, с которого я слетел, проходил в 1963 году! Предвидение непредвиденных случаев теперь для меня — золотое правило.

Не помню случая, чтобы Маслюков был упрямо категоричен. «Твердый кол» похвалы он ставил очень редко. Но если вбил его тебе в башку, он так и будет в тебе — на всю оставшуюся жизнь. Встречаются педагоги, которые в классе больше поучают, чем учат — и от урока остается в памяти только эрудиция учителя. Уроки Маслюкова немногословные, но запоминающиеся.

Последний просмотр перед гастрольной поездкой. С микрофоном в руках моя партнерша, она же певица и конферансье — Люда Иванова — то и дело наступает на микрофонный провод, путается в нем. Леонид Семенович сжался, как от боли, словно ему наступили на ногу. На высокой ноте выжал из себя: «Ты бы вот так на котенка наступила и стояла! Тебе самой-то не больно?..» Это урок: как надо обращаться с лучшим «другом» исполнителя — реквизитом.

Маслюков обладал феноменальным чутьем. Летом 1974 года группа студийцев выехала с гастролями на БАМ. В то время к работе в Студии Маслюков привлек композитора Валерия Зубкова. Он написал несколько песен о БАМе, которые принимались на ура. Позже мы с Валерием сдружились, и на слова Михаила Кримкера он за неделю написал мне песню.

Висит на заборе афиша большая,
И с радостью я узнаю,
Что фокусник в клубе у нас выступает,
Гастроль завершая свою...

На прослушивание мы пригласили Леонида Семеновича. Он, обращаясь к Зубкову, заметил: «Ты еще сам, Валера, не осознаешь, какую красивую и прочную мелодию ты сочинил». Слова Маслюкова оказались пророческими. В кинофильме «Цыган» эту мелодию режиссер сделал лейтмотивом картины. Рожденная в стенах Мастерской, она получила большую популярность.

Известно высказывание о полстакане жидкости: пессимист скажет — полупустой, оптимист — полуполный. Так же точно реагируют местные филармонии на обучение своих посланцев. Когда он плохо учится, говорят «его плохо учат». Бывает и наоборот. Однажды Леонид Семенович сообщил нам: «Сегодня в ЦДРИ вы будете выступать с артистом, которого Архангельская филармония признала профнепригодным. Теперь этого «профнепригодного» знает весь мир. Это Саша Песков!»

Похожее произошло и со Светланой Тим Рудольф Славский поставил ей в ВТМЭИ уникальную и дерзкую по замыслу программу. Единственная в мире женщина-факир! А руководство Казанской филармонии побоялось взять на себя ответственность за прокат этой программы. Хотя Астраханская филармония встретила ее с распростертыми объятиями. Со Светланой Тим мне довелось выступать в совместных концертах в Москве, Саратове, Кемерове, Улан-Удэ. Могу заверить, что зрители принимали ее выступления с восторгом.

Во все театральные и художественные вузы абитуриентов принимают, экзаменуя, а в ВТМЭИ — кого Бог пошлет. А «бог» — это администрация провинциальной филармонии или Москонцерта. Преподавательский состав Студии делал все возможное, чтобы потом в эмоциональной памяти зрителей оставался не концертный зал, а «концертный залп». Каждый выпущенный из Студии номер должен был выстрелить: тихо ли, громко ли, но — выстрелить. Любое новое произведение должно быть явлением — пусть даже маленьким.

Маслюков поддерживал отклонения от «высеченных на камне» законов, он поощрял нарушителей этих законов.

К моему сердцу Студия прирастала благодаря педагогам-режиссерам. Многим я обязан моему первому режиссеру Александре Алексеевне Харламовой. Ирма Петровна Яунзем была председателем выпускной комиссии, когда я сдавал свою первую программу «Я работаю волшебником». Рудольф Евгеньевич Славский — первый, от кого я услышал профессиональный отзыв. Он раньше других заметил не только мои иллюзионные номера, но и поддержал мои литературные начинания. Иллюзионист-профессионал Александр Николаевич Василевский — режиссер программы «Гирлянда чудес». Работалось с ним легко, при полном взаимопонимании. Михаил Павлович Харитонов со своей помощницей Любовью Леонидовной Авдеенко стали постановщиками полной юмора программы «Не может быть?!» Анна Аркадьевна Редель дала понимание глубинной сути сценического движения.

Занятия в Студии были тренингом нравов и страстей. Виртуозную отточенность номеров с холодной их подачей Маслюков называл «машинерией», «автопилотажем без участия аса».

Автор создает произведение, но произведение, в свою очередь, создает автора. Об учителях судят по ученикам. Сколько их было у Маслюкова, сказать можно только приблизительно — много... Все, кто закончил Студию Маслюкова, — его ученики. Я горжусь теми, с кем прошел ВТМЭИ. С будущим артистом МХАТа Юрием Богатыревым мы занимались у одних и тех же педагогов. По технике речи — у Аллы Юрьевны Шапориной. У Анны Аркадьевны Редель в балетном классе мы с Юрой всегда стояли рядом и имели одинаковые «неуспехи». Но когда я увидел Юру в фильме «Родня», и как он там лихо жарит «Русскую», понял, что «неуспехи» сплюсовались в успех. Люба Полищук на уроках пантомимы у Бориса Свидерского запечатлелась как пример для остальных. Все чаще выводили ее перед учащимися показать, как надо правильно делать упражнения. Но она не сберегла свой чудесный голос, встал вопрос об ее отчислении. И все же Леонид Семенович оставил ее играть в миниатюрах. Как ясновидящий, зная наперед, что она станет знаменитой актрисой.

Летом 1980 года я приехал к Маслюкову договариваться насчет постановки двухчасовой программы. Леонид Семенович принял меня радушно, но по-деловому. Начал с вопроса: «А ты знаешь, сколько минут можно смотреть фокусы?» — «Знаю, — уверенно ответил я, — десять минут». Маслюков улыбнулся: «А ты хочешь поставить программу на целый вечер. Мы в Москонцерте три раза пытались поставить программу Дику Читашвили. А тебе известно, кто такой Читашвили. Каждый раз приходилось в его программу добавлять антураж из других номеров. Акопян имеет сольное отделение, работает полчаса, остальное время держит его жена Лия — певица».

Пробуй, — сказал в конце концов Маслюков. — Кого ты видишь режиссером?

Пока вас не было, я переговорил с Харитоновым...

Михаил Павлович Харитонов спросил: «Когда устроим просмотр Переводчикову?» Маслюков ответил: «Приступайте сразу, без просмотра. Мы его знаем». Харитонов посмотрел часть номеров, задумался. «Вы меня озадачили, — признался он, — вот Валерию Бастракову, пермяку, непрофессионалу, я поставлю быстро: он еще ничего не умеет делать. А вам сложно. Потому что вы имеете уровень, выше которого подняться трудно. Будем работать. Может быть, какую-нибудь маску придумать?.. Вон Катя Троян в маске гнома просто купается. Принимают везде прекрасно».

Оставалось подумать. Я уже работал под масками клоуна Вовки Морковкина, Петра Семеновича Похлебкина. Галя Володина, известная артистка-жонглер с мячами, тоже советовала: «Придумай себе маску, сейчас это модно». Но я решил твердо: нет! Я знал маска — всего одна краска, схема, из которой я не должен буду выходить. Вентрологию, художника-«моменталиста» и прочее надо будет «пришивать» к этой маске, а «нитки» обязательно будут видны. Надоест. Не хватит силы притяжения. Через пятнадцать минут энергия интереса разрядится и станет скучно. Другое дело — клоун, когда он заполняет паузы.

Вскоре демобилизовался мой сын Володя и пожелал работать со мной. Первый номер, который мы стали репетировать с ним, — финальный трюк — большие кувшины, как мы их называли, «вазы». Честно говоря, за четыре года трюк мне поднадоел, но до Михаила Павловича он сразу «дошел».

На пустую сцену я выходил с черным покрывалом через плечо, расправлял его и шел на середину. Один конец зависал у меня в воздухе. Я выходил из-за покрывала, держа его только правой рукой. Заходил за него, поднимал левую ногу, затем было видно, как поднял и правую. Публика онемевала: «Что, завис в воздухе?!» Опустив ноги, я отходил назад.

После занятий в ВТМЭИ главным своим учителем мои дети считают Маслюкова. Несмотря на то, что степ им ставил М.П. Харитонов. О судьбе моего сына Маслюков беспокоился не меньше, чем я. Женился Володя удачно, жена — профессиональная танцовщица, надо было позаботиться, чтобы она не потеряла форму. Маслюков одобрил мое решение. Володя тогда уже осваивал степ. Придумывал свои приемы манипуляции. Михаил Павлович решил, чтобы, танцуя, они показывали фокусы. Дал им фокус, который где-то вычитал: когда между двумя связанными платочками из кармана вылетает третий и «привязывается» между ними. Потом Алексей Карпенко поставил Володе изумительный номер «Цыганка». Танцуя в образе цыганки, мой сын виртуозно манипулировал картами. С колен, прогнувшись, ложился спиной на пол и, показывая с обеих сторон «пустые» руки, ловил из воздуха бессчетное количество карт. После мои дети поняли, что они — иллюзионисты, и решили показывать только фокусы, оставив танцы. Они постоянно были в поле зрения Маслюкова. Но замечания он делал в основном опосредованно, через режиссеров.

Но был и такой случай. В один из дней Леонид Семенович подзывает меня к себе: «Володя, от твоего чада на репетиции стало пахнуть вином. Вчера я был на репетиции, и от него опять пахло. Учти это, отец!»

Получить такое замечание от художественного руководителя — не шутка. Володя только что начал осваивать номер с кувшинами, которые мы называли «кружки». Два прозрачных кувшина мгновенно наполнялись жидкостью, так же мгновенно жидкость исчезала. Могла «перелетать» из одного кувшина в другой. Иногда сын репетировал без меня. Когда я спросил сына, неужели он выпивает на репетициях, парень посмотрел на меня с ироничной улыбкой: «Я же с кружками работаю». Кувшины сделаны из оргстекла. Подкрашенная жидкость оставляет на стенках сосуда плохо смываемый след. Поэтому в аппарат мы заливали только красное сухое вино. Мы с сыном договорились, что он заправит кувшины при Маслюкове.

Я пригласил Леонида Семеновича посмотреть новый вариант. Володя, выйдя из-за ширмы, открыл новую бутылку «Бычья кровь» и на глазах у Маслюкова зарядил кувшины. Маслюков, посмотрев мне в глаза, улыбнулся. На этом инцидент был исчерпан.

От фокусников он всегда требовал описать эффект трюка, рассказать коротко. Чего, казалось бы, проще, ан нет — внешний эффект фокуса описать очень трудно, ведь трюк нужно не понять, а почувствовать. Он специально «недопонимал», устраивая брожение мысли. У него рождалось множество вопросов, хотя все схватывал на ходу. Как известно, не столь важен ответ, сколь вопрос. Маслюков незаметно умудрялся подсказывать студийцам экстравагантные идеи, вселяя решимость идти на эксперимент. Все предложения проходили через Маслюкова.

У меня появился трюк с картами-гигантами: они цеплялись одна за другую в любом положении, из них можно было сделать любую фигуру. «Не нравятся мне фокусы-игрушки», — сказал Маслюков, и мне пришлось задуматься над недостатком этого трюка. Лишь через год проблема была решена. Прежде я не мог показывать все карты отдельно, теперь же это стало для меня сущим пустяком.

Леонид Семенович отличался широтой взглядов. Это свидетельствует о благородстве его души. При всей видимой раскрепощенности, он, как мне казалось, был застенчив. Эту черту характера он умел скрывать чувством юмора. Признак людей благородных — с шуткой выйти из сложного положения, этим золотым свойством обладал наш художественный руководитель.

Маслюков открытым до конца никогда не был, но это вовсе не значит, что он оставался неискренним. Правило этикета учит: будь сдержан. Будешь открытым — помешают враги и друзья; первые — противодействием, вторые — угодливостью.

Доля Маслюкова была не легкой, но счастливой. Потому что он всю жизнь занимался своим делом. Искусство не любит напряжения, оно обожает тех, кто к нему подходит охотно, легко и радостно. И только попав в его лапы, человек проклинает свое бессилие, брезгует собой, но вырваться из плена уже не может. И это — рок: беда и счастье гения. Но гении бывают разные: обнародованные и «сакраментальные». И вот однажды я задал себе вопрос: «А знаю ли я Маслюкова?»

У меня давно возникала мысль написать о нем книгу. Зная, что Бондарчук предлагал Маслюкову совместно поставить художественный фильм, и что они были друзьями, я позвонил Сергею Федоровичу. «О Маслюкове надо написать книгу», — одобрил он мое намерение. Договорились, что созвонимся и обязательно встретимся. Но сначала у него были съемки в Ленинграде, а потом у меня весь год от гастролей не было продыху... Ныне честно признаюсь — не смог бы осилить такую книгу.

В Леониде Маслюкове обитал могучий ген стремлений. Он был хозяином положения. В нашем обществе быть хозяином — это тревожное, рискованное дело и большая ответственность. Но он ушел, полностью выполнив свою миссию. Он живет в делах эстрады России. Да и не только ее — матушки. Сколько же маслюковцев обитает за ее малыми и большими рубежами?!.. Не счесть.

Жизнь Мастерской продолжается! Продолжается благодаря усилиям «наследницы» всех его печалей и радостей — Ирины Павловны Осинцовой. Эстрадному искусству страны перед этой женщиной надо обнажить голову. Свидетельствую об этом, положа руку на энциклопедию «ЭСТРАДА РОССИИ. XX век. Лексикон».

Оглавление