100 лет со дня рождения Н.И. Павловского
20 ноября 2012 года
исполняется 100 лет со дня рождения
Николая Ивановича Павловского
(1912 – 2012)
|
К 100-летию артиста
Николая Ивановича Павловского или Ники Отто
Велик душой, как день святой на свете
И роли жизни вознеслись в века. И только взгляд умнейший на портрете Напомнит, как он жил в свои года. Он Ники Отто пантомим от Бога. Пускай и жизнь терзала, пряча спрос. Почти сто лет и всё без эпилога И возникает лишь один вопрос: Его забыли, почему скажите? Оставили на произвол судьбе. И кто мы после этого простите? И что творится в скомканной душе. Ответ один — бездушью нет прощенья! Мелькают кадры, смех сквозь слезы — да! И зреет величайшее уваженье, И нашей памяти зажженная свеча. Алла Журавка 22.05.2012, Украина |
Статья Марины Николаевны Мамоны «Король советской пантомимы»
Опубликовано в газете «Утро вечера мудренее», № 46 (725), 26.11.2009, стр. 1, 3
Король советской пантомимы
Он снимался в легендарных фильмах: «Волга-Волга», «Веселые ребята», «Цирк», «Зори Парижа». Работал с Любовью Орловой, Риной Зеленой, Леонидом Утесовым, Аркадием Райкиным. Мало кто знает, что акробат, фокусник и мастер пантомимы Николай Иванович Павловский, известный также под сценическим псевдонимом Ники Oтто, живет в Москве и 20 ноября отпраздновал свое 97-летие. Наш корреспондент побывал у артиста в гостях.
Несмотря на солидный возраст, Николай Иванович держится молодцом. Сетует только, что забыл, как отбивать шесть видов чечетки.
«До 95 лет помнил, а теперь ноги забыли», — говорит он. Зато руки артиста помнят все карточные фокусы.
«А потрогайте его бицепсы», — смеется супруга артиста, художница Светлана Дмитриевна Знойко. Следую ее совету и обнаруживаю, что руки у Ники Oтто настолько твердые, словно выкованы из железа. Вот что значит акробатическая закалка. И это почти в сто лет!
Перед нами на столе разложены афиши, вырезки из пожелтевших советских газет, множество фотографий... «Это Николай Иванович с Любовью Орловой в перерыве между съемками, это он с Аркадием Райкиным и Марселем Марсо», — перебирает фотоснимки супруга артиста.
Ильф и Петров ходили на наши репетиции
— Николай Иванович, вы родились под Брянском... Как оказались в Москве и стали артистом?
— Мы жили в Карачаеве, отец мой владел типографией, но после революции ее национализировали. Он сильно переживал, долго потом не прожил. Мама осталась одна с семью детьми. Некоторые из них уже успели подняться на ноги, получить образование, а я был самым младшим, оставался при ней. Вместе с матерью мы переехали в Москву, поселились в коммуналке на Герцена. Сначала она устроила меня гардеробщиком в парикмахерскую, но я не доставал до вешалок. Пришлось подбирать мне другую работу. Так попал в театр... Помощником электрика. Работа, понятно, не творческая, зато у меня была возможность смотреть все спектакли. Акробатикой я интересовался еще в детстве, запросто мог пройти на руках, сделать сальто-мортале. Впервые вышел на сцену в 13 лет в составе детского коллектива «Синяя блуза». Когда мне было 16, вместе с другом Каштеляном подготовил совместный акробатический юмористический номер. Чтобы падать было не больно, мы тренировались на торфянике, где сейчас находится стадион «Динамо». Тогда это была не Москва, а пригород! С акробатическим номером мы отправились гастролировать на Юг, зарабатывали своим мастерством и путешествовали. А когда вернулись домой, то поступили в цирковое училище.
— Как вы попали в труппу популярного в 30-х годах Московского мюзик-холла?
— Мой партнер Каштелян был хорошим администратором. Он узнал, что в Московском мюзик-холле ставят спектакль «Цирк» по Ильфу и Петрову. Там требовался вставной акробатический номер. Мы отправились показать свое умение. Художественный руководитель Волконский прямо из зала крикнул нам: «Молоды! Беру!» Мы проработали в мюзик-холле шесть лет. Я выступал под псевдонимом Ники Oтто. К сожалению, руководству циркового училища не понравилось, что мы уже работаем, был страшный скандал, нас исключили... А потом по приказу Сталина «за буржуазные штучки» закрыли и мюзик-холл. Вождю не понравилось, что там были девушки, которые танцевали и показывали ножки.
— С писателями Ильфом и Петровым удалось пообщаться во время работы в мюзик-холле?
— Близко — нет. Но они, естественно, видели наше выступление, ходили на репетиции. И в честь постановки спектакля организовали банкет, на который мы с Каштеляном тоже были приглашены.
Сталин сказал: «Надо снимать»
— Как вы попали в кино, да еще сразу в киноленту «Веселые ребята»?
— Режиссер этого фильма Григорий Александров часто бывал в мюзик-холле, ему понравилось, как мы с Каштеляном изображали на сцене драку, и он пригласил нас сниматься в фильм «Веселые ребята». Помните, там музыканты из ансамбля Утесова дрались, на первом плане — мы. Потом была картина «Волга-Волга», где я в эпизоде играл на ложках. Потом в «Зорях Парижа» изображал фокусника в кафе. Но самая большая роль у меня была в «Цирке», где я сыграл Чарли Чаплина.
— Говорят, что даже Сталин обратил внимание на то, как хорош в фильме «Цирк» Чаплин...
— Сначала на эту роль утвердили другого человека, как две капли воды похожего на легендарного актера. Но внешнее сходство — это все, что было у них общего, утвержденный на роль «счастливчик» ничего не умел делать. Расстроенный отказом, я тем временем уехал на гастроли. И тут приходит телеграмма от Александрова, он вызывает меня на съемки. Каштелян мое утверждение на роль не смог пережить спокойно, ведь он тоже ходил на пробы к Александрову, но не прошел. Партнер чуть не сделал меня калекой. Во время сложного трюка он меня подкинул и удержал за ногу. Я так ушибся, что не мог какое-то время выступать. Как известно, фильм «Цирк» Сталину показывали на даче. Когда он увидел моего Чаплина, то сказал: «О, у нас есть свой Чаплин. Снимать надо!» Но отдельного фильма про Чаплина так и не сняли, ведь по сценарию там не было достойной роли для Орловой.
— Правда, что у Любови Орловой был трудный характер?
— На съемочной площадке она вела себя всегда скромно, говорила спокойно, никогда не показывала, что прима. Любовь Петровна всегда приходила на съемки с отрепетированной ролью, так что работать с ней было легко.
— Когда закончились съемки, чем вы занимались?
— Перед самой войной я работал в Театре эстрады. Нередко в комедийных сценках моим партнером была Рина Зеленая. Она была не только замечательной актрисой, но и очень хорошим человеком, обладала отличным вкусом. Я показывал ей свои номера, и она мне говорила: «Это хорошо! А это лишнее. Я бы убрала». К советам Рины Зеленой я внимательно прислушивался. Также я работал в программе Государственного джаза СССР. У меня был сольный номер «Дирижер-неудачник».
— А потом началась Великая Отечественная война...
— Во время войны я работал в театре «Ястребок», придумывал публицистические номера. У меня была оригинальная программа «Арена Европы», где я сыграл четыре исторических персонажа — Гитлера, Муссолини, Антонеско, Лаваля. В газетах тогда писали: «То, что делает на эстраде Николай Павловский, напоминает работу Кукрыниксов. Его карикатуры разящи и беспощадны!» В «Ястребке» я познакомился со своей первой женой Раисой Коломиец. Она готовила тексты для театра, литературно обрабатывала сводки с фронта, писала очерки о войне. Как-то даже ездила к партизанам, написала о них статью. И потом, когда мы голодали, они присылали нам продукты — военные трофеи.
Райкин говорил, а мы молчали
— Как появилась идея создать «Московский молодежный ансамбль пантомимы»?
— В 50-х на Западе благодаря Марселю Марсо вошла в моду пантомима. А у меня к тому времени были целые программы, которые состояли только из пантомимы. Я помогал молодым артистам ставить номера в этом жанре и предложил эстрадному руководству создать ансамбль, но реакции не было. Спасибо заместителю главного редактора «Московского комсомольца» Карпелю, который написал разгромную статью о том, что молодым артистам не дают дорогу, что за границей такие коллективы есть, а у нас — пробел. Писать на эту тему Карпелю пришлось дважды, потому что на первую статью никто не отреагировал, и только когда журналист погрозил, что перейдет к карикатурам, лед тронулся. Ансамбль был создан.
— Как приняла вас публика?
— Прекрасно. Тем более что дебютировали мы в Одессе, где зритель очень разборчив. Видимо, эстрадное руководство хотело, таким образом, нас пришпилить, думали, что одесситы примут мимов-выскочек холодно. Но не тут-то было. Концерт состоял из двух отделений. В первом выступали мы — ансамбль пантомимы, вторая часть была традиционной — песни, пляски... Так вот нашу часть приняли на ура, нас восемь раз вызывали на поклон, а артистов второй части после нескольких выступлений, принятых публикой равнодушно, отозвали домой, в Москву. Наш триумф имел и обратную сторону, в столице Московский молодежный ансамбль пантомимы нажил множество врагов.
— А как оценивался в те времена ваш труд? Все-таки вы были художественным руководителем театра...
— Очень скромно. И это несмотря на то, что мы через полгода вернули все потраченные на создание ансамбля деньги. Помню, ко мне подошел финансовый директор Мосэстрады и сказал: «Вы вернули все деньги, и теперь идет прибыль». Если учесть, что у нас не было дорогостоящих декораций, а только костюмы и кубики, на которых сидели актеры, то деньги мы зарабатывали исключительно на мастерстве.
— Насколько мне известно, вам даже удалось поставить спектакль по Пушкину без единого слова?
— Да, у нас были спектакли по произведениям Пушкина, в том числе «Медный всадник». Помню, наш эксперимент не понравился литераторам: «Что за Пушкин без слов!» — шумели они. Другие нас защищали: «Посмотрит зритель про Пушкина, потом и книгу захочет прочитать». Наш спектакль понравился директору Ленинградского музея Пушкина, да так, что он даже подарил мне почетный пропуск в музей. За десять лет существования театра мы сделали восемь программ. Имели огромный успех, зрители нам не только хлопали, но как-то в Колонном зале даже топали ногами.
— Вас приглашал в свой коллектив Аркадий Райкин?
— Мы вместе гастролировали по Западной Украине. И он шутил: «Как хорошо! Вы все отделение молчите, а я потом все отделение разговариваю!» Да, он приглашал меня к себе, но я не пошел. Творческая самостоятельность была для меня важнее.
Обманывал только на сцене
— В акробатике, как и в балете, рано уходят на пенсию?
Услышав этот вопрос, Николай Иванович улыбается и просит супругу принести свою Трудовую книжку. Запись гласит, что на заслуженный отдых Павловский ушел... в 95 лет! После закрытия театра он долгое время занимался режиссурой номеров, воспитанием эстрадных артистов. Среди учеников Павловского — В. Пасынков, Г. Дмитриева, С. Иншин...
— Акробаты часто падают, но не расшибаются. В чем секрет?
— Чтобы этому научиться, нужно ни один час со мной прозаниматься (смеется).
— А в обычной жизни вы какие-нибудь сценические умения применяли? Фокусы, акробатические приемы...
— Ну что вы! Фокусы с картами и деньгами показывал только на сцене, в жизни никого не обманывал.
— А ваши железные мышцы хоть раз выручали?
— Как-то выкинул разбушевавшегося хулигана из зрительного зала. Одной рукой взял его за плечи, другой — за брюки и отнес вон.
Как ни парадоксально, но человек, который на сцене демонстрировал железную хватку, знал и учил других, как падать, не ударяясь, показывал фокусы с картами и деньгами, в обычной жизни всегда оставался беззащитным. Безусловно, он много сделал для театра, эстрады, но при этом не имеет никакого звания.
«Однажды меня рекомендовали на звание заслуженного артиста, были оформлены документы, но один из начальников Мосэстрады вытащил их из папки», — вспоминает Павловский. Начав работать еще подростком, Николай Иванович даже не имеет звания «Ветеран труда». А ведь он не только работал почти век, но еще и десять лет из них был руководителем театрального коллектива. Чтобы получить это звание, нужно обить множество чиновничьих порогов, у пожилой четы на это просто нет сил.
Беседовала Марина Мамона,
фото автора и из личного архива H. Павловского
Я благодарен судьбе, что она дала мне такую возможность, встретится в 1983 году с Николаем Ивановичем Павловским, с этим талантливым артистом, режиссером и прекрасным человеком.
Огромное удовольствие было работать с ним, он дал мне много, как артисту и человеку, я как губка, впитывал каждое его движения, жест и слово.
Наши репетиции, чередовались простыми душевными, человеческими разговорами и только по истечению времени, я понял, что это был его стиль, понять артиста – человека с которым он работал, найти те нюансы характера, узнать его возможности, вложить свою душу, опыт и талант, что бы родился его величество эстрадный номе.
Память о художнике в его работах, о режиссере в его учениках, я очень счастлив, что имею право называться его учеником, и мне очень жаль, что у такого талантливого режиссера их было мало.
P.S. Отдельная благодарность моему другу и коллеге Сергею Иншину, это по его совету я пришёл к Николаю Ивановичу, он сказал мне, иди к Павловскому, он режиссер гэгман.