Russian Association of Magicians

ГОРЯЧЕНКОВ Игорь Михайлович (1929 – 2005)

Игорь Михайлович Горяченков (13.08.1929, Москва – 30.07.2005, Москва) — московский иллюзионист, заслуженный артист РСФСР (1983). Дебютировал в 1957 году как фокусник-манипулятор, выступал с кольцами, шариками, картами. В период 1959–1986 работал в концертном ансамбле Центрального дома Советской Армии имени М.В. Фрунзе (ЦДСА). Член МКФ с 1982 года (членский билет № 36). При демонстрации фокусов часто использовал птиц. Самостоятельно проектировал и конструировал иллюзионную аппаратуру, автор второго в СССР изобретения в области фокусов (авторское свидетельство № 571278, 1976 год), которое было использовано в номере «Фантазия с птицами» (1979). Много гастролировал по отдаленным воинским гарнизонам, в том числе, расположенным в «горячих точках».

Похоронен в Москве на Калитниковском кладбище рядом с братом (участок 27).

Его брат, Горяченков Алексей Михайлович (1932 – 2001) — артист оригинального жанра, исполнявший номер с тенями, художник-моменталист.

Литература:

  1. Петров П. Маг и волшебник: смех и слезы // Изобретатель и рационализатор, 1978, № 4, стр. 44–46;
  2. Черкасский Б.А. Двадцать лет в строю // Советская эстрада и цирк, 1980, № 3, стр. 16–17;
  3. Пахомов Ю. Просто волшебник // Советская эстрада и цирк, 1984, № 11, стр. 22–23;
  4. Пахомов Ю. Волшебник певчей магии // Советский воин, 1984, № 21, стр. 35–36;
  5. Пахомов Ю. Заботливый Гоша // Юный натуралист, 1987, № 9, стр. 44–46;
  6. Карташкин А.С. Искусство удивлять. М.: Профиздат, 1990, стр. 79;
  7. Карташкин А.С. Фокусы. Занимательная энциклопедия. М.: издательский дом «Искатель», 1997, стр. 330;
  8. Пахомов Ю. Маг // Воин России, 1998, № 10, стр. 104–107;
  9. Шимова О. На «Малыше» в историю // Вечерняя Москва, 1.07.1999;
  10. Макаров С.М. Эстрада в России. XX век. Лексикон. М.: Росспэн, 2000, стр. 141;
  11. Макаров С.М. Эстрада в России. XX век: энциклопедия. М.: Олма-пресс, 2004, стр. 158.

Благодарим за информационную поддержку Антона Алексеева, внука артиста.


Статья П. Петрова «Маг и волшебник: смех и слезы»

Опубликовано в журнале «Изобретатель и рационализатор», 1978, № 4, стр. 44–46

Маг и волшебник: смех и слезы

В клубе редакции «Красная Звезда» выступают артисты концертного ансамбля ЦДСА им. М.В. Фрунзе. На сцене уже побывали певцы, танцоры, наконец, объявляют: «Артист оригинального жанра, иллюзионист Игорь...». Я сидел в первом ряду, но фамилию артиста расслышать не удалось: зал разразился аплодисментами.

Под музыку на сцену выбежал невысокого роста мужчина в темном костюме. Движения его непринужденны и пластичны, сопровождаются каскадом трюков. Вот в руках обычный зонтик-трость. Артист накрывает его розовым полупрозрачным платком, раздается выстрел — платок в руке, а зонт исчезает. Поодаль на подставке — пустая клетка. Тот же плавный жест платком, выстрел — в клетке птица. Трюк повторяется — и вот уже в клетке целое птичье семейство.

Одна из «магических» конструкций И. Горяченкова — клетка-трость.
Идет подготовка нового трюка с картами

Игорь мнет в кулаках капроновый платок до тех пор, пока тот прямо на глазах не превращается в яйцо. На сцену падает скорлупа, а из яйца выбирается новорожденный цыпленок. Цыпленка укладывают в абсолютно пустую коробку-пенал («пожалуйста, посмотрите!»), коробку ставят на подставку, артист отходит метров на пять, стреляет в коробку, подходит, открывает — из коробки показывается курица размерами больше тары. Зал в восторге: вот это превращение! Платок — яйцо — цыпленок — курица...

Попугай Гоша явно злоупотребляет
своим положением

Затем из пустой трехгранной призмы появляется попугай Гоша. Вот артист разворачивает афишу и на вытянутых руках демонстрирует ее зрителям. На афише написано: «Артист Игорь Горяченков». Секунда — и в руках мелкие клочья от афиши. Копошась в обрывках, артист что-то ищет. Осторожно, двумя пальцами он достает новенькую десятку, затем 25 рублей и, наконец, веер хрустящих червонцев. Подходит к микрофону и устало говорит: «И так каждый день!» Зал сотрясается от оваций.

Корней Чуковский говорил:

«В том-то и прелесть циркового искусства, что оно не допускает никаких полуумений, никакой дилетантщины. Если жонглер замедлит движение руки на одну тысячную долю секунды, если он позволит своему шарику хоть на волосок отклониться от единственно возможной орбиты, его ждет полный провал и позор. Никакие «кое-как» и «спустя рукава» здесь немыслимы».

...И вот мы в гостях у мага. Двухкомнатная квартира в районе-новостройке. Прописаны трое: хозяин Игорь Михайлович Горяченков, жена Антонина Ивановна, дочь-студентка Алла. Без прописки живут попугай Гоша, знакомые нам кенары Яша, Белка, Кузя, Клаксик и курица Ряба (сценический стаж 10 лет, родилась на ВДНХ).

— Ряды ассистентов поредели, — говорит хозяин. — Не так давно держал более 20 кенаров, были щеглы, петух, австралийские маленькие попугаи... Петух так громко кукарекал, что по требованиям соседей его пришлось поменять на курицу. Курица попалась работящая, но съела на гастролях в Средней Азии тарантула и умерла. Ее роль прилежно исполняет вот уже 10 лет Ряба. Хоть я и не рвался особо в артисты, но так уж получилось, что в 9 лет снимался в картинах «Сибиряки», «Старый двор» и др. На этом карьера оборвалась. Окончил ремесленное училище по специальности слесарь-инструментальщик (в дальнейшем это так пригодилось!). Вечерняя десятилетка, затем 5 лет службы на Северном флоте. Тогда-то и заинтересовался фокусами. Стал выступать в самодеятельности.

Мой первый педагог — Раиса Михайловна Гаремская (цирковая артистка, единственная женщина-клоун, выступающая под «маской» Карандаша и Чарли Чаплина). Занимался с Д.И. ЛонгоАрутюном Акопяном.

В предисловии к книге А. Акопяна «Все о фокусах» (М., «Искусство», 1971) М. Тривас пишет: «Талантливый иллюзионист передает свой опыт молодежи. Для эстрадной группы Центрального дома Советской Армии подготовил способного ученика Игоря Горяченкова».

Школ иллюзионистов, как таковых, нет, да и вряд ли они нужны. Если будет массовый выпуск артистов этого жанра, оригинальным его на назовешь.

Будущий иллюзионист должен по капельке собирать опыт своих предшественников. Самое же главное — быть настоящим и заядлым изобретателем.

Двадцать лет Игорь проработал в ЦДСА. Как и во многих других творческих коллективах, здесь нет мастерских, нет бриза.

Иллюзионисту мало придумать оригинальный трюк — умудрись «выбить» (или выпросить) кусок оргстекла, обрезок трубы, пару шестерен, болты, гайки, шайбы. Ладно бы все это продавалось в магазинах! Да и денег не напасешься — кенары, Рябы, попугаи стоят дорого, требуют высококалорийной, витаминизированной пищи.

В маленькой комнатке хозяин разместил механический цех. Это опять же изобретательность. Верстак, тиски, уйма самого различного инструмента.

Можно пилить, гнуть, паять, резать, клепать любые материалы. В том же углу — цехе живут и пернатые. В нерабочее время все это нагромождение куда-то исчезает. Иллюзионист! Закрыл дверцы жилищ кенаров — и перед вами секретер, свел створки настенного стеллажа — инструмента как не бывало. Пилорама задвинута под верстак, остальное уютно потонуло под книжным шкафом, кроватью. Осталось пропылесосить небольшой пятачок — и жена не догадается, что весь день здесь кипела работа с деревом и металлом, дихлорэтаном и клеем...

Хозяин умудряется отвоевывать лишние сантиметры у стен. Увы, их только две. Две другие заняты под дверь и окно. Игорь удлиняет подоконник, а под надстройкой небольшой стеллаж, за занавесом эта копилка железок вовсе не заметна.

Обычно разговорчивый Гоша молча, недовольно смотрит на пришельцев, кенары, наоборот, без устали порхают по комнате.

— А где Ряба? — спросили мы.

— У себя. Пойдемте, покажу.

Прошли через вторую комнату, вышли на балкон. Хозяин нагнулся и открыл дверцу погреба (это в современном высотном доме). Спускаемся по лестнице вниз. Подвал оказался вполне уютным и вместительным. У Рябы было все, кроме телевизора.

— Собственно, из-за нее я отказался от трехкомнатной квартиры, въехал в двухкомнатную, но на первом этаже. Здесь ей куда лучше, чем в комнате.

Курица Ряба привыкает к иллюзионной коробке,
из которой ей придется появляться на сцене
Бутылка с секретом: из нее могут вылетать платки,
а может и политься вино

Ансамбль ЦДСА большей частью обслуживает воинские подразделения. Север, юг, запад, восток... Суровая зима в Заполярье. Несколько часов вездеходы, прорываясь сквозь метель, спешат доставить артистов до места. Одна из машин увязла в снегу. Артисты и водитель вытаскивают махину... Снова в путь. ...Кругом пески. В тени плюс сорок. Воздух раскален и пышет, словно из печки. Сцена — два спаренных грузовика... Следующий концерт на крейсере, а артистов уже ждут подводники.

— Певцы, чтецы едут налегке. Мне же приходится всех и все таскать с собой, вернее, на себе. Птицы, куры, приспособления и т.д. Когда я работаю с цыплятами, то в командировку на суровый Север одного цыпленка не возьмешь (вдруг не выживет). Беру десяток яиц и специально сконструированное приспособление для инкубации.

Горяченков поставил перед нами черный чемодан. Одну из стенок снимает — и перед нами компактная уютная гостиница для ассистентов: клетка для кенаров, отсек для Гоши, внизу покоится Ряба. В различных коробочках и емкостях месячный продовольственный паек для обитателей. В другой сумке размещается все остальное.

— Отечественных «иллюзионных изобретений», официально зарегистрированных, вы найдете не более десятка, — говорит хозяин дома. — Понятное дело: допустим, я изобрел устройство, помогающее мне совершать чудеса. Оформив и подав заявку в комитет, я раскрою свою тайну. А дадут авторское — так с этим номером хоть вообще не выступай. Нет, мы, артисты-иллюзионисты, вовсе не заинтересованы ни в получении авторского свидетельства (кстати, за него нам не дают даже поощрительной десятки), ни во внедрении своих разработок. Каждый старается хранить свои тайны. Как сказал Корней Чуковский, «разоблаченное чудо — не чудо... мы счастливы насладиться иллюзиями... Законы природы, которым мы должны подчиняться всю жизнь, так неумолимы и властны, что даже мнимое иллюзорное их нарушение (а в этом и состоит каждый фокус) доставляет нам немалую радость. Зачем же лишать себя этой редкостной радости?»

— Почему же вы решились оформить иллюзионную коробку (а. с. № 571278), в которой исчезают напрочь любые предметы и которая превращает цыпленка в курицу? — спрашиваем мы.

— Трезво взвесив все «за» и «против», я пришел к выводу, что все равно рано или поздно тайное станет явным и тогда попробуй докажи, что ты автор этого номера.

…Артист, умелец, изобретатель. Сейчас он готовит номер специально к Олимпиаде-80. Мы были первыми, кто увидел этот номер — зрелище, поверьте, потрясающее.

П. Петров

Статья Ю. Пахомова «Просто волшебник»

Опубликовано в журнале «Советская эстрада и цирк», 1984, № 11, стр. 22–23

Просто волшебник

Игорь Горяченков

Он выбежал под музыку на сцену, составленную из сдвинутых грузовиков, — худощавый, с веселой, чуть ироничной улыбкой. Быстрым взглядом окинул необычную аудиторию: поляна полна военными, тут же стоят боевые машины пехоты и танки, облепленные зрителями. А вокруг — горы. Холодноватый ветер заснеженных вершин коснулся щек. Горяченков невольно ощутил суровую экзотику каменистой, вздыбленной к облакам афганской земли.

— Дорогие друзья, — сказал он просто, без всякой таинственности, присущей факирам. — Я покажу вам номер, который называется «Птичья фантазия».

Он знал: от него, как от любого фокусника, ждут чудес — привычно уловил это по наступившей тишине, обостренному вниманию публики. И еще знал, что не разочарует, подарит эти чудеса. Пусть они всего лишь ловкость рук, плод хитроумной техники, но людям иногда просто необходимо прикоснуться сердцем к давно ушедшему детству, чему-то удивляться и радоваться. Ведь это, как озаряющая душу улыбка, придает сил.

Горяченков подошел к невысокому столику, взял лежавший на нем темный платок. Широкий, плавный жест — и под платком появилась клетка с золотистым кенаром. На клетку набрасывается платок. Звучит выстрел — вторая птаха сидит на жердочке рядом с первой. Трюк повторяется — целое семейство кенаров поселилось в клетке!

В руках у фокусника — обыкновенная полоска какого-то материала. Она складывается в призму. И в ней невесть откуда оказывается красивый ярко-зеленый попугай с красным жабо и белым клювом. Он проворно взлетает на верхнюю перекладину подставки у стола.

— Как тебя зовут? — спрашивает Горяченков птицу.

— Гоша... Гоша хороший, — оглашает поляну хрипловатый, как у просоленного матроса, голос. Заулыбались, оживленно задвигались зрители.

На сцене между тем происходили удивительные превращения. Фокусник мелко рвет лист бумаги. Но что это? Вместо белого клочка в руках у него — куриное яйцо. Горяченков разбивает чайной ложечкой скорлупу, явно намереваясь подзакусить. Даже присаливает из солонки, глядя на Гошу и разговаривая с ним. Взглянув же на яйцо, удивленно отводит руку в сторону — из яйца выбирается новорожденный цыпленок. Да какой — самый настоящий, желтый, пушистый, беспомощно попискивающий!

Горяченков сажает его в абсолютно пустую коробку («Пожалуйста, посмотрите!»). Ставит ее на столик. Отходит на несколько шагов. Стреляет в коробку. И в тот же миг из нее с возмущенным квохтаньем вылетает коричневая курица. Горяченков подхватывает ее. И на глазах изумленной публики курица несет яйцо — фокусник едва успевает поймать его в воздухе. Поистине феерия превращений: яйцо — цыпленок — курица — яйцо... Вот и разберись, кто был раньше — яйцо или курица?!

К воинам ограниченного контингента Советских войск в Афганистане он приехал в составе концертного ансамбля Центрального Дома Советской Армии. Вот уже двадцать пять лет, с 1959 года, трудится он в этом коллективе. Здесь вступил в партию. Снискал популярность не только среди любителей оригинального жанра, но и среди коллег-артистов, среди самых маститых профессионалов. Потому что творческий почерк Горяченкова самобытен, отмечен новаторством, а сам он скромен, самоотверженно трудолюбив. Истоки его успеха — в величайшей серьезности, с какой он относится к своему искусству, к каждому выходу на сцену.

Горяченков из тех отчаянных мальчишек военной поры, чье детство опалил огонь Великой Отечественной. И сейчас что-то больно сжимается в его груди, когда вспоминает, как видел отца в последний раз — тот забежал проститься перед уходом на фронт добровольцем народного ополчения.

Потомственный рабочий, отец был председателем профкома, начальником цеха шарикоподшипникового завода. Воевал политруком. Насмерть стояли ополченцы под Волоколамском. «Героически погиб...» — сообщила похоронка.

Пятеро детей осталось на руках у Матрены Филипповны, работницы детской поликлиники. И все, что несла война, — голод, холод, бомбежки, болезни, непосильный труд — обрушилось и на семью. Двенадцатилетним пошел Игорь работать. Кем только не был до призыва в армию — киноактером, акробатом, плотником, слесарем, токарем... Но больше всего сызмальства полюбил цирк. До него от Малой Бронной, где они жили, — рукой подать.

На всю жизнь сохранит Горяченков преклонение перед ареной, где совершаются чудеса, царят красота и молодость. Он и сам научился жонглировать, показывать фокусы, смешить людей и вместе с ними от души смеяться.

Особенно увлекся этим, когда служил на флоте и выступал в самодеятельности. А вернувшись, не изменил пристрастию. На учителей ему повезло: занимался у знаменитого факира Д.И. Лонго, народного артиста СССP Арутюна Акопяна.

Горяченков чувствовал, что ему тесно в рамках одних только фокусов — не было размаха для фантазии, какой-то всеобъединяющей идеи — лишь развлекательство. А его всегда влекли тема, миниатюра, лаконичная драма. И он, взяв за основу философскую мысль, соединил воедино иллюзион, дрессировку, сквозную интригу. Тогда занимательная игра, какую он предлагал зрителям, становилась сценическим действом. А зритель из пассивного созерцателя, который принимал как должное, что его обязаны развлекать, становился активным соучастником, начинал размышлять.

Ассистентами взял птиц — чье сердце не отзовется теплым чувством при виде этих наших младших братьев, наделенных чудесной способностью петь и летать! Чем больше он занимался с ними, тем сильнее привязывался. Кто-то лишь по недомыслию или незнанию обронил фразу, ставшую расхожей, о «куриных мозгах». Да все они понимают, чувствуют, эти пернатые! Он мог бы рассказать немало удивительных историй о своих крылатых помощниках, их верной любви, дисциплинированности и отваге.

Каждый новый трюк — изобретение. Быть фокусником — значит быть неутомимым, заядлым изобретателем. И Горяченков в своих выдумках неистощим. Он первым среди фокусников нашей страны удостоен авторского свидетельства за свои изобретения.

Недостатка в приглашениях нет. Горяченков выступает на телевидении, в центральных концертных залах, школах. И, конечно, — в воинских частях и на кораблях. Нет такого военного округа или флота, где бы он не побывал.

...В ту ненастную ночь они на гусеничном тягаче с трудом пробирались к десанту, выброшенному на трассу БАМа. Беспрерывно хлестал дождь. Глухо, грозно шумела тайга.

Промокшие до нитки ввалились в палатку, где яблоку негде упасть — битком набита людьми.

— Если бы вы знали, как мы вам рады! — горячо обнимал артистов замполит.

Палатка вмещала немногих. Чтобы концерт посмотрели все, давали их один за другим с коротким перерывом. Артисты буквально валились с ног. Наконец можно было передохнуть. Но тут в палатку вошел замполит.

— Ребята, пришла рота с отсыпки полотна... Вы же для нас не просто артисты — москвичи! Из самой матушки-столицы! В нашем-то «медвежьем углу»! Только я уже ни о чем вас не прошу. Понимаю: четыре концерта дали...

— Это немыслимо, — обронил кто-то. — Нет сил...

— И все же надо, — сказал Горяченков. С ним вызвались четверо, потом — остальные, И дали пятый концерт.

Да, нередко они работают, как во фронтовой обстановке. Но что значат собственные муки, лишения, когда видишь глаза, наполненные радостью, когда слышишь слова, исторгнутые из самого сердца: «Спасибо за ваше искусство! Оно так нужно людям! А уж мы свой долг выполним...»

Нет, они не просто артисты — солдаты переднего края, бойцы за утверждение прекрасного, доброго, вечного. И ощущение этого наполняет жизнь глубоким смыслом, горячит кровь, питает вдохновение и творчество.

После выступления перед воинами Московского военного округа

Язык фокусов — язык интернациональный, одинаково понятный всем. В Афганистане после выступления в городе Герате Горяченкова познакомили с губернатором, моложавым, с приятной внешностью, спортивной осанкой человеком.

— У нас на востоке трудно удивить фокусами, — сказал он, пытливо всматриваясь в глаза артиста. — Но сегодня я увидел нечто неожиданное. Скажите, а из этой вот монеты, — он показал ее, — можете сделать две?

Горяченков рассмеялся: да сам бог не сможет. Нет в искусстве фокусника ничего сверхъестественного — только труд. И вдруг осенило. В кармане у него точно такая же монета. Юмор, находчивость — какой же фокусник обходится без них!

— Значит, сделать две? Что ж, попробую, — лукаво улыбнулся Горяченков и высоко подбросил монету. Потом еще и еще. Когда разжал ладонь — две одинаковые монеты лежали рядом, На мгновение стало тихо: удивлению окружающих не было предела.

— Невероятно!.. — пробормотал губернатор, забирая обе монеты. — Я положу их в музее под стекло. В знак нашей вечной дружбы и преклонения перед вашим искусством...

Ю. Пахомов
Фото А. Копачева

Очерк Ю. Пахомова «Заботливый Гоша»

Опубликовано в журнале «Юный натуралист», 1987, № 9, стр. 44–46

Заботливый Гоша

Гоша родом с Кубы. Он и называется: кубинский амазон белолобый. Игорь Михайлович Горяченков случайно купил его у заезжего моряка. Серый, невзрачный, будто общипанный, попугай был похож на гадкого утенка. «Ты что купил?! — смеялись над фокусником друзья. — Ни вида, ни голоса...» — «Смейтесь, смейтесь, — добродушно отшучивался фокусник. — Что-то вы скажете потом...» И каждый день занимался с птицей.

Гоша заговорил уже через несколько месяцев. Здоровался, утверждал, что он хороший, спрашивал: «Как тебя зовут?» Стал нарядной, красивой птицей. Перья на груди и спине обрели зеленоватый блеск. Шею охватывал красный воротник. С яркими красками «камзола» хорошо сочетался белый, массивный, загнутый книзу клюв.

И вместе с тем Гоша обнаружил несносный характер. Попугай постоянно капризничал. Когда дрессировщик брал его в руки, больно, до крови «кусал» пальцы крепким, легко раскалывающим лесные орехи клювом. Игорь Михайлович терпеливо сносил все причуды птицы, лаской и любовью старался заслужить ее расположение. Но Гоша проказничал и будто посмеивался над фокусником, назойливо приставая к нему с вопросом: «Как тебя зовут? Как тебя зовут?..»

Попугай склонял голову набок, рассматривал хозяина темно-коричневым, острым глазом и серьезно выговаривал: «Гоша хороший...»

Однажды на озере Балхаш Игорь Михайлович удил рыбу, отдыхая после концерта. Рядом на черном чемодане восседал Гоша. Внезапно что-то сильно испугало птицу — попугай с криком взмыл в воздух. Обернувшись, Горяченков увидел за камнем мордочку хорька.

Игорь Михайлович с замиранием сердца смотрел, как попугай все дальше удаляется от берега. Гоша не смог долго продержаться в воздухе и шлепнулся в озеро.

Горяченков прыгнул в воду. Холод огнем обжег все тело — стояла ранняя весна. Никогда, наверное, он так быстро не плавал. Подоспел к попугаю, когда тот начал тонуть. Выхватил его из ледяной купели и с трудом добрался до берега.

От пережитого попугай закатывал глаза, мелко дрожал. Игорь Михайлович по всем правилам медицины сделал ему массаж, искусственное дыхание. Тщательно вытер, завернул в теплую куртку, отнес, в гостиницу и весь день отхаживал незадачливого беглеца.

После этого случая Гошу словно подменили. Стал он на удивление покладистым, ласковым и так привязался к Игорю Михайловичу, что ревниво охранял его, не подпускал даже родных, жену и дочь, выражая протест резким криком.

Как-то надо было срочно вылететь самолетом, чтобы дать концерт для воинов в отдаленном гарнизоне. В кассе билетов не оказалось, и Горяченков направился к начальнику аэропорта.

В просторной комнате сидели телефонистки, стюардессы, а за отдельным столом — черноусый мужчина в форменной фуражке с кокардой. Он что-то торопливо писал, хмуро двигая густыми бровями.

— К сожалению, помочь ничем не могу, — строго взглянул на артиста начальник аэропорта. — Отпускная пора.

— Я же не в отпуск еду. Поймите, воины ждут концерт, — объяснил Игорь Михайлович.

— Не могу, товарищ, не могу, — сказал как отрезал начальник аэропорта.

Что делать? Какой еще довод привести? Горяченков молча поставил на пол черный чемодан, открыл крышку.

— Смотрите-ка, птички! — обступили артиста находившиеся в комнате.

— Курица даже!

— И попугай!

— Кто это у вас? — недоуменно вскинул брови начальник аэропорта, разглядывая птиц за прозрачными перегородками.

— Артисты. Они участвуют в моих фокусах,— сказал Игорь Михайлович.

— И попугай?

— Конечно.

Игорь Михайлович открыл дверцу. Гоша привычно вспорхнул ему на плечо, огляделся, — величественный и красивый.

— Не дают нам, Гоша, билет, — грустно вздохнул Игорь Михайлович.

И тут попугай громко, на всю комнату закричал:

— Папа хороший!.. Папа хороший!..

И столько было в этом крике обиды за «папу», что все засмеялись. Смеялся и начальник аэропорта, поглаживая черные усы. Смеялись телефонистки и стюардессы. Смеялся Игорь Михайлович: ведь никогда Гоша этого не говорил.

— Да, таких артистов воины должны посмотреть... Ладно уж,— махнул рукой начальник аэропорта.

Ю. Пахомов
Фото