ОРНАЛЬДО (СМИРНОВ) Николай Андреевич (1883 – ?)
Орнальдо (Смирнов) Николай Андреевич (1880 или 1883, Солигаличский уезд, Костромская губ. – 1958?) — артист оригинального жанра, до революции работал в цирке, затем стал гипнотизером-иллюзионистом (назвал так свою специализацию в анкете), специализировался на ментальной магии и сеансах гипноза, в том числе массового. По мнению литературоведов, именно сеансы Орнальдо подтолкнули писателя Михаила Булгакова к мысли ввести в роман «Мастер и Маргарита» эффектную сцену представления Воланда в московском варьете. Н.А. Орнальдо активно гастролировал по стране в 20-е годы прошлого столетия. В 1935 (по некоторым данным в 1934 году) совместно с женой Дорой (Дарьей) Петровной Орнальдо создал в Ленинграде иллюзионный театр, где были показаны две эксцентрические феерии «Человек-невидимка» (по одноименной книге Герберта Уэллса) и «Тысяча вторая ночь Шехерезады». Несмотря на содержательную слабость пьес, с точки зрения построения иллюзионного представления эти постановки были новаторскими, поскольку трюки, преимущественно основанные на принципе «черного кабинета», были объединены единой сюжетной линией.
Сведения о дальнейшей судьбе Н.А. Орнальдо противоречивы. Согласно одним источникам, в 1929 году он ушел с эстрады, чтобы использовать гипноз в медицинских целях, согласно другим — стал сотрудничать с НКВД. Однако по нашим сведениям, он выступал как цирковой гипнотизер по крайней мере до 1936 года. Орнальдо якобы был дружен с маршалом М.Н. Тухачевским, репрессированным в 1937 году. По непроверенным данным, Н.А. Орнальдо с супругой проживали в Ленинграде по адресу: проспект Нахимсона (ныне Владимирский пр.), дом 4. Согласно анкетным данным от 12.06.1928 [1], адрес был другим: ул. Стремянная д. 2, кв. 8. Дочь Николая Андреевича от первого брака, Антонина Николаевна Смирнова (р. 1920), стала женой министра государственной безопасности СССР В.С. Абакумова. 12 июня 1951 года по приказу И.В. Сталина Абакумов был арестован и в декабре 1954 года расстрелян. Одновременно с Абакумовым была арестована его жена, имевшая на руках двухмесячного сына. Три года она вместе с ребенком провела в тюрьме, впоследствии была реабилитирована. Ее сын, Игорь Викторович Смирнов (1951 – 2005), стал ученым, занимался разработкой технологий компьютерной психодиагностики и психокоррекции поведения человека.
Данными о последних годах жизни Н.А. Орнальдо не располагаем. Просьба оказать содействие в поисках информации об артисте, в частности, контактных данных вдовы его внука — Русалкиной Елены Григорьевны.
Благодарим Снежану Гуркину (Екатеринбург), циркового артиста и искусствоведа Дмитрия Колобова, художника Валерия Семенова (Воронеж), искусствоведа Петра Багрова (Санкт-Петербург) за содействие в поиске биографических сведений об артисте и его семье.
Литература:
- Анкета Н.А. Смирнова (Орнальдо) от 12.06.1928 / ЦГАЛИ СПб., фонд 283, опись 2, ед. хр. 1074. Анкеты работников эстрады. ч. 14, «С», л. 232;
- Кио Э.Т. Фокусы и фокусники. М.: 1958, стр. 42, 50–51;
- Васильев Л.Л. Таинственные явления человеческой психики. М.: Государственное издательство политической литературы, 1959, стр. 63;
- Покровский В. Глазами старого зрителя // Советский цирк, 1959, № 7, стр. 20;
- Вадимов А.А. Фокусы для всех. М.: Издательство ВЦСПС Профиздат, 1962, стр. 26;
- Вадимов А.А. Тривас М.А. От магов древности до иллюзионистов наших дней. М.: Искусство, 1966, стр. 249–250; 1979, стр. 214–215;
- Пантелеев Л. (Еремеев А.И.). Воспоминания о Маршаке. Из сборника «Живые памятники». М. — Л.: Советский писатель, 1966; также журнал «Советская эстрада и цирк», 1966, № 10 стр. 28–30;
- Бартэн А.А. Под брезентовым небом. Л.: Советский писатель, 1973, стр. 124–131; 1975;
- Буль П.И. Гипноз и внушение. Л.: Медицина, Ленинградское отделение, 1975;
- Шехтман Я.М. Огненный фонтан // Советская эстрада и цирк», 1977, № 5, стр. 26–27;
- Шехтман Я.М. Человек-фонтан / Сборник «Встречи с цирковым прошлым». М.: Искусство, 1990, стр. 109–110;
- Грознова Н. А. Творчество Михаила Булгакова: Исследования. Материалы. Библиография. Л.: изд. «Наука», 1991, стр. 25;
- Фриш С.Э. Сквозь призму времени. М.: Политиздат, 1992, стр. 184–187, 232; СПб.: издательство «СОЛО», 2009, стр. 98–100, 123;
- Мягков Б.С. Булгаковская Москва. М: Московский рабочий, 1993, стр. 145;
- Кио И.Э. Иллюзии без иллюзий. М.: изд. «Вагриус», 1999, стр. 159;
- Торчинов В.А., Леонтюк А.М. Вокруг Сталина. Историко-биографический справочник. Санкт-Петербург, 2000;
- Калашников М. Гений психотехнологий. «Stringer», № 3 (22) март 2002;
- Перин Р. Гипноз и мировоззрение. СПб.: «ЛИО Редактор», 2002.
Отрывки из книги Э.Т. Кио «Фокусы и фокусники», 1958
Стр. 42
...В тридцатых годах, под руководством Доры Орнальдо, жены известного гипнотизера, был создан экспериментальный иллюзионный театр. В нем были поставлены две пьесы: «Тысяча первая ночь Шехерезады» и «Человек-невидимка» (по Г. Уэллсу). По ходу действия здесь в воздух поднимались столы, стулья, лампа и даже кушетка. Появлялись и исчезали вазы с цветами. Все это строилось на использовании так называемого «черного кабинета», другими словами, все делалось людьми, одетыми в черное, и на фоне черного бархата. К сожалению, литературное качество пьес оставляло желать много лучшего.
Стр. 50–511
В цирке особенный успех среди гипнотизеров имел Орнальдо (Николай Александрович Смирнов). С Орнальдо мне пришлось выступать в цирке в Тбилиси. После окончания выступлений мы поехали в Баку. В поезде произошел случай, который мне особенно запомнился. Я и Орнальдо пошли в вагон-ресторан. Сели за столик, заказали завтрак. Пока официантка выполняла заказ, мы обратили внимание на двух пассажиров, сидевших неподалеку. Очевидно, они видели наши выступления в Тбилиси, потому что сильно ругали нас. Один говорил, что выступления Орнальдо — это жульничество, сплошной обман. Второй поддакивал и в свою очередь говорил то же самое про Кио.
Услышав, что нас ругают, Орнальдо спросил у меня:
— Хотите, я их сейчас загипнотизирую?
Люди эти сидели к нам спиной. Я усомнился, сможет ли гипнотизер продемонстрировать силу своей воли, находясь позади объекта гипноза. И вот Орнальдо, не дотрагиваясь до этих людей, не глядя им в глаза, загипнотизировал их. Они как сидели за столиком, так и уснули. Официантка, подходившая к ним в это время с подносом, громко вскрикнула от удивления. Мы рассказали ей, в чем дело. Подошел директор вагон-ресторана. Пришлось объяснить и ему. О необыкновенном случае узнал весь поезд, и со всех вагонов стали приходить пассажиры, чтобы посмотреть на людей, погруженных в гипнотический сон. Все очень смеялись. Да и трудно было удержаться от смеха, глядя, как двое взрослых людей, откинувшись на спинки стульев и склонив головы, мирно спят за столиком перед тарелками с салатом и недоеденными бутербродами с ветчиной. Пришел и начальник поезда. Он посмотрел на загипнотизированных, испугался и строго сказал:
— Скорее разбудите этих людей, а то они еще умрут.
Орнальдо, также не прикасаясь к спящим, разбудил их. Они проснулись и тут же, к всеобщему удивлению, как ни в чем не бывало, стали продолжать свой разговор. Они ничего не помнили, что с ними произошло.
Кто-то рассказал им о случившемся. Они не поверили. Это подтвердили другие пассажиры, официантка, начальник поезда. Тогда оба страшно смутились. Они подошли к нам и начали извиняться за то, что ругали нас, В свою очередь извинился и Орнальдо за то, что сделал их объектом гипноза, да еще в такой необычной обстановке.
Орнальдо вообще был очень сильным гипнотизером, впоследствии он стал заниматься лечебным гипнозом: усыплял больных, подлежащих операции, и те не чувствовали никакой боли.
1 Данный отрывок представляет собой прямо-таки образец умело организованной саморекламы, которая во многом способствовала успеху гипнотических сеансов Орнальдо. Оцените, как ловко он разыграл перед Э.Т. Кио и другими пассажирами явно подготовленный заранее спектакль. Неудивительно, что в свое время имя Орнальдо при такой его предприимчивости было у всех на слуху. Чего, к сожалению, нельзя сказать о его отчестве, которое в книге почему-то трансформировалось из Андреевич в Александрович... А может это свидетельствует, что к моменту написания книги гипнотическое воздействие Орнальдо на автора все еще не иссякло?.. :) Другое свидетельство необыкновенной предприимчивости Н.А. Орнальдо в отношении саморекламы можно найти в воспоминаниях Я.М. Шехтмана.
Из книги А.А.Вадимова «Фокусы для всех», 1962, стр. 26
Необходимо также упомянуть способного русского гипнотизера Орнальдо (Н.А. Смирнов), который выступал и как иллюзионист. В 1934 году он создал улучшенный тип «Черного кабинета».
Из книги А.А. Вадимова и М.А. Триваса «От магов древности до иллюзионистов наших дней», 1966, стр. 249–250; 1979, стр. 214–215
В 1935 году в Ленинграде была сделана попытка создать иллюзионный театр. Под руководством Доры и Николая Орнальдо (Николай Андреевич Смирнов, род. 1883) этот театр показал две сюжетные пьесы, в которых применялись иллюзионные трюки, основанные на технике «черного кабинета». Обе пьесы — «Человек-невидимка» по Г. Уэллсу и «Тысяча вторая ночь Шехерезады» — были эксцентрическими феериями. И хотя, как и в предыдущих случаях, литературное качество пьес было невысоким, иллюзионные трюки двигали сюжет и, таким образом, углубляли содержание.
Из книги Леонида Пантелеева (настоящее имя А.И. Еремеев) «Живые памятники»
Опубликовано в журнале «Советская эстрада и цирк», 1966, № 10, стр. 28–30
Из воспоминаний о Маршаке
Но вот в Ленинграде на афишных тумбах и на стенах домов запестрели огромные аншлаги:
Все в Госцирк! Все!
Скоро! Скоро!
Гастроли
ОРНАЛЬДО
Сеансы
ГИПНОЗА
Орнальдо! Орнальдо! Орнальдо!Орнальдо приехал. И уже на другой день по городу прошел слух, что человек этот делает чудеса. Усыпляет всех желающих и проделывает над ними самые невероятные вещи...
Я с трудом достал билет, пошел в цирк и убедился, что это действительно так.
Стройный человек в обыкновенном белом костюме вышел на арену и спокойно, с улыбкой объяснил, что он может загипнотизировать каждого, кто этого пожелает. Те, что хотели бы бросить курить или пить, пусть повесят у себя на груди записку: «от вина» или «от курения». Остальным следует просто поднять согнутую в локте руку. Он показал, как это нужно сделать, и через несколько минут по всему черному шевелящемуся амфитеатру то тут, то там замелькали белые бумажные листочки, а в разных местах человек пятьдесят-шестьдесят зрителей подняли руки. Орнальдо быстрым энергическим шагом пошел по рядам. Возле человека с запиской или с поднятой рукой он на несколько секунд задерживается, делает указательным пальцем какой-то коротенький пасс и очень громко, резко, повелительно выкрикивает:
— Спать!!!
И почти все, к кому он обращается, тотчас закрывают глаза и валятся головой на спинку кресла. Кое-кому он должен повторить приказание. Человек десять не заснули и после повторных заклинаний. Их он оставил в покое. Потом пьяниц и курильщиков униформисты вывели на арену, а остальных стащили туда же и уложили на ковер, как какие-то бревнышки или тючки. Наркоманам Орнальдо прочел коротенькую лекцию, внушил им отвращение к табаку и вину, потом, разбудив их, отпустил, а сам занялся остальными.
Тут и началось самое веселое.
Всего рассказывать не буду, расскажу только о самых запомнившихся «номерах».
В штабеле тючков Орнальдо выбирает приглянувшийся ему объект, и униформист по его указанию поднимает и ставит посреди манежа какого-нибудь симпатичного средних лет интеллигентного человека в очках.
— Проснитесь! — приказывает ему Орнальдо.
Человек открывает глаза, испуганно озирается, не может понять, где он и что с ним.
— Скажите, пожалуйста, вы поете? — спрашивает его гипнотизер.
— Нет, — еле слышно отвечает человек в очках. — Я не пою.
— Может быть, все-таки споете?
— Нет... простите... не умею.
— Может быть, пляшете?
— Нет... не умею тоже.
И, окончательно сконфуженный, человек этот делает шаг туда, где в красном, малиновом ободе арены чернеет спасительный выход.
— Одну минутку, — окликает его Орнальдо.
Тот оглянулся. Орнальдо резко, будто стреляя из пистолета, выбрасывает правую руку:
— Спать!!!
Человек застывает на месте, впадает в транс.
— Пойте и пляшите! — приказывает гипнотизер.
И вот этот застенчивый интеллигентный человек начинает размахивать руками, начинает неуклюже притопывать и каким-то игривым, запьянцовским голосом поет:
Эх, яблочко,
Да куды котиссе...— Проснитесь!
Человек перестает плясать, открывает глаза.
— Так, значит, вы не поете и не танцуете? — спрашивает Орнальдо.
— Нет, не пою, не танцую, — так же робко отвечает под хохот всего цирка этот несчастный.
— Спать!!!
Человек в очках опять застывает.
— Пойте и пляшите!
И опять этот милый стеснительный человек ведет себя, как последний пьяница — шатается, приплясывает, орет во весь голос «Яблочко» или «Барыню».
Других Орнальдо заставлял ловить на манеже рыбу, отбиваться от невидимых комаров или пчел... Двух незнакомых людей он в гипнотическом состоянии «склеивал» спинами и делал так, что когда он их будил, они не могли «расклеиться», — сердились, брыкались, кричали друг на друга...
Я говорил с человеком, который подвергся внушению Орнальдо. Этот семнадцатилетний парень, племянник моего отчима, поднял вместе с другими руку и был усыплен. По его словам он ничего не запомнил, но товарищи рассказывали ему, как он отбивался от комаров и убегал от змей, которых никто из сидящих в цирке не видел.
Короче говоря, я уговорил Самуила Яковлевича пойти в цирк. Он пошел, был, как и я, поражен, ошеломлен, восхищен. И, как всегда в таких случаях, покоренный талантом, захотел тут же, не откладывая, познакомиться с Орнальдо.
Такое тоже бывало уже на моей памяти. Я, например, рассказывал Самуилу Яковлевичу не один раз об Утесове. Он скептически усмехался, кривил губы, покачивал головой, — эстраду, оперетту и все другие «легкие жанры» он за искусство не признавал. Но вот как-то так случилось, что он попал в мюзик-холл на выступление Утесова. И тоже был покорен и в первый же антракт стал пробиваться за кулисы, чтобы разыскать Л.О. Утесова, познакомиться с ним, сказать ему слова признательности и восхищения...
Когда мы разыскали в уборной или в артистическом общежитии Орнальдо, тот сидел у маленького столика усталый, бледный, какой-то весь помятый, и пил лимонад. Мы представились. Оказалось, что он очень хорошо знает стихи Маршака, читал даже мою «Республику Шкид». Услышав от Самуила Яковлевича всякие приятные слова, он просиял, оживился, выпрямился, помолодел. Но когда Самуил Яковлевич попросил его принять нас как-нибудь в домашней обстановке и отучить от курения, он замялся и стал говорить, что он — не врач, и не имеет права проделывать свои «опыты» за пределами манежа.
— Если вам угодно, приходите в любое время в цирк, и я сделаю так, что вы бросите курить, — сказал он.
Мы уже готовы были решиться на позор публичного отлучения от табака и, собственно, уже решились, купили билеты, но как раз в этот день, когда нам надо было идти в цирк, со мной случилось маленькое происшествие, изменившее наши планы.
Под вечер я зашел пообедать в небольшую столовую на Литейном против улицы Некрасова и оказался свидетелем довольно необычного зрелища. Молодая женщина с очень знакомым мне лицом кормила обедом и угощала мороженым человек двенадцать — пятнадцать подростков. Я ел борщ, издали смотрел на этих шумных ребят и особенно на эту женщину и мучительно вспоминал: кто она такая, где я ее видел? И вдруг вспомнил: ассистентка Орнальдо! Когда мы с Маршаком были у него в уборной, эта женщина несколько раз заходила туда, о чем-то спрашивала своего шефа...
У меня возникли подозрения, о которых я, впрочем, Самуилу Яковлевичу не сказал. Когда, несколько часов спустя, мы пришли в цирк, в карманах у нас лежали записки: «от курения».
Самуил Яковлевич волновался. Я еще больше. И вдруг я увидел среди публики одного из тех парней, что обедали сегодня днем на Литейном. Я стал искать, и в другом месте в том же ряду обнаружил еще одного знакомца, а двумя рядами выше — еще одного.
Самуил Яковлевич тем временем уже достал из кармана записку и разглаживал ее на колене...
— Знаешь, что, Самуил Яковлевич, — сказал я ему. — Давай не будем.
И я торопливо рассказал ему о своей сегодняшней встрече и высказал опасения: не инсценировка ли, не шарлатанство ли весь этот массовый гипноз?
— Не может быть, — ужаснулся Маршак.
А над нашими головами уже гремел веселый марш, и посреди арены в ярком свете прожекторов уже стоял, раскланивался, мило улыбался человек в белоснежном костюме теннисиста.
Все было так, как я и думал. Все три парня подняли руки и при первых же пассах гипнотизера «впали в транс»... Через пять минут их уже выносили на арену, где оказались и все их товарищи. Не помню, не буду утверждать, принимали или не принимали участие эти подставные мальчики в дальнейшем. Но Самуил Яковлевич был взбешен. С трудом досидев до конца представления, он устремился в уборную Орнальдо. И там произошла очень неприятная сцена. Самуил Яковлевич кричал, негодовал, стучал своей толстой кисловодской палкой, а утомленный, бледный, измученный Орнальдо молча слушал его и вежливо улыбался. Потом он сказал:
— Нет, товарищ Маршак, мне жаль, что я вас огорчил, но это не инсценировка и, тем более, не шарлатанство. Это — только страховка. Есть субъекты, которые не поддаются гипнозу. Практически такого не бывает, но теоретически возможно, что все шестьдесят человек оказались именно такими неподатливыми субъектами. Вот на этот невероятный случай мы и выставляем своих мальчиков. У акробатов существуют лонжа и страховочная сетка. Наши мальчики — это тоже своего рода лонжа...
Больше мы Орнальдо не видели. Год или два спустя его имя исчезло с цирковых афиш.
ВО СНЕ И НАЯВУ
Глава из книги Александра Александровича Бартэна «Под брезентовым небом», 1973
ВО СНЕ И НАЯВУ
Вот еще одна история, случившаяся со мной в те же годы. История загадочная, и, вероятно, такой она для меня и останется: слишком много воды утекло с тех пор...
Ранней весной ленинградские улицы запестрели анонсами, содержавшими всего две фразы: «Едет Орнальдо! Скоро Орнальдо!» Что за артист, в каком работает жанре — даже в самом цирке далеко не каждый мог ответить. До поры не раскрывала своих карт и дирекция. Зато после первого же выступления по городу молниеносно разнеслось: «Поразительно! Ошеломляюще! Феноменально!»
Повторяю, это было весной, то есть в пору, когда администраторам — равно и театральным и цирковым — приходится ломать голову, чтобы привлечь зрителей, обеспечить кассу. С приездом Орнальдо для Ленинградского цирка проблема эта начисто отпала.
Что же привлекало непрерывный поток зрителей?
В те годы цирковая программа делилась не на два, как теперь, а на три отделения. Третье, последнее, отводилось для самого крупного и постановочного номера — для аттракциона. Приготовления к нему, как правило, отличались такой внушительностью, что бывалые зрители вообще предпочитали не покидать зал в антракте. Еще бы! Где еще увидишь такое!.. Сперва униформисты выносили на манеж составные части замысловатой конструкции (в особой моде были тогда так называемые «механические» аттракционы, основанные на точном расчете). Затем появлялся сам артист: проверить надежность сборки, дать последние указания. В этом было немало игры, драматического нагнетания, но зритель всему простодушно верил.
Перед выходом Орнальдо ничего подобного не происходило. Единственно, что делали униформисты на манеже, — расставляли полукругом дюжину шезлонгов. Лишь затем, после третьего звонка, после традиционного оркестрового вступления, звучал неизменно торжественный голос Герцога:
— Орнальдо! Показательный сеанс гипноза!
Высокий, худощавый, артист стремительно выходил на манеж. Остановившись на середине, замирал в неподвижности. Одновременно появлялась ассистентка. Обратясь к залу, она объясняла, что каждый из присутствующих имеет возможность испытать на себе силу гипнотического воздействия. Для этого требуется одно: написать записку и проколоть ее к груди. Униформисты тут же разносили по рядам партера карандаши, бумагу, булавки.
Орнальдо продолжал неподвижно стоять. Аскетическое его лицо казалось не только замкнутым, но и отрешенным — отрешенным от всего, даже от возраста.
Наконец, словно утратив терпение, он отрывисто обращался к ассистентке:
— Готово?
И вторично, еще настойчивее, спрашивал, если она задерживалась с ответом:
— Готово?
Получив подтверждение, направлялся в зал.
Теперь попробуйте поставить себя на место любого из зрителей. Только что бок о бок с вами сидел гражданин — самый обычный, самый нормальный, бесхитростно увлеченный представлением, и заразительно смеющийся, и шумно аплодирующий. Он и записку приколол к груди исключительно шутки ради. И даже подмигнул, к вам обернувшись: знаем мы эти чудеса, уж я-то ни за что не поддамся!.. Таков был ваш сосед минуту назад.
Но вот Орнальдо идет по рядам партера. Идет все с той же стремительностью, делая лишь секундные остановки. В руке продолговатый хрусталик. Хрусталик подносится к глазам желающего испытать силу гипноза.
— Спать! Спать! Спать! — приказывает Орнальдо.
Вот он на миг задержался перед вашим соседом. На самый краткий миг, но этого достаточно. Закрыв глаза, обмякнув всем телом, сосед безвольно сползает с кресла, и тут, вовремя подоспев, униформисты подымают его за плечи и за ноги, уносят на манеж, укладывают в шезлонг.
— Спать! Спать! Спать! — повторяет Орнальдо, идя дальше.
Вскоре весь полукруг шезлонгов заполняется безвольными, бесчувственными телами. Вернувшись на манеж, Орнальдо с видимым удовлетворением озирает свою обильную жатву.
Так начинался гипнотический сеанс. Своеобразный сеанс, ибо, в отличие от тех публичных демонстраций гипноза, что проводились прежде, и притом преимущественно не в цирке, а на эстраде, — Орнальдо умел насытить свою работу и эффектной массовостью и подчеркнутой зрелищностью. Если угодно, умел перевести гипноз на язык циркового представления.
Итак, все готово. Продолжая оглядывать усыпленных, Орнальдо слегка щурился — как бы решал для себя, с кого именно следует начать. Затем, сделав выбор, приближался к одному из шезлонгов.
— Спящий! Откройте глаза! Подымитесь! Ай, как вы невнимательны к своей супруге! Ей хочется танцевать, а вы. — И тут же оборачивался к одной из усыпленных зрительниц: — Протяните руку вашему мужу! Он приглашает вас на вальс! Маэстро, прошу!
Двое незнакомых между собой, никогда не встречавшихся в жизни людей покорно шли друг другу навстречу, круг за кругом начинали вальсировать.
Фантазия Орнальдо была неистощимой. Своих подопечных он ставил в самые причудливые ситуации. Но сейчас не об этом. Сейчас о той истории, что случилась непосредственно со мной и по сей день остается для меня загадочной.
Однажды Герцог остановил меня за кулисами:
— Нынче в Доме работников искусств большой концерт. Между прочим, согласился выступить и Орнальдо.
Собираетесь быть?
Я ответил утвердительно. В ту пору я входил в молодежный актив Дома, был постоянным посетителем клубных вечеров.— Вот и прекрасно! — одобрил Герцог и тут же поинтересовался, не хочу ли я сам стать объектом гипноза. — В самом деле, почему бы вам не испробовать на себе способности Орнальдо?!
Вечером я отправился в Дом работников искусств. Концерты там начинались поздно, так, чтобы на них успели попасть театральные артисты после своих спектаклей. На этот раз зал оказался переполненным задолго до начала: каждому не терпелось познакомиться с искусством нашумевшего гипнотизера.
Шел концерт. Он состоял из отборных номеров. И все-таки в аплодисментах зала не было обычной горячности. Зрители словно берегли свои силы, свой пыл для самого главного — для Орнальдо.
Вот, наконец, он показался из-за кулис, по-обычному стремительно и отключено. Бескровное лицо с глубоко запавшими глазами. Неподвижно-напряженная поза. В зале тотчас воцарилось безмолвие.
На этот раз Орнальдо даже не стал прибегать к запискам. Ассистентка объяснила, что желающим участвовать в сеансе достаточно опустить левую руку на левое колено.
Машинально, а может быть, из любопытства, я так и сделал: опустил руку. Тут же отдернул: зачем мне это, к чему? И опять опустил: что, если все же попробовать? Да нет, не стоит, не хочу! Однако тут мне показалось, что соседи заметили мою нерешительность, поглядывают в мою сторону с осуждающей усмешкой. Застенчивость, боязнь показаться смешным — это все окончательно меня запутало. Между тем Орнальдо шел уже по рядам, уже приближался ко мне. Даже не берусь объяснить, как это могло случиться. В тот момент, когда гипнотизер поравнялся со мной, левая моя рука опять оказалась на левом колене.
Никогда еще я не видел так близко глаза Орнальдо — очень светлые, очень холодные и в то же время обжигающие холодом. Мне показалось, что эти глаза живут какой-то самостоятельной жизнью, обособленной от остальных черт лица.
— Спать! — кинул мне Орнальдо.
Уснул ли я? В том-то и дело, что нет. Я даже малейшей сонливости не почувствовал. Если же и прикрыл глаза, то лишь с единственным намерением — убедиться, что все по-прежнему в порядке, что я могу одинаково бодрствовать и при открытых и при закрытых глазах.
Одного я не учел: за мной следили. И потому, стоило мне закрыть глаза, как сразу послышалось и справа и слева:
— Спит! Уснул! Скорее сюда!
Дальнейшее произошло молниеносно. Прежде чем я успел отозваться на эти нервозные выкрики, меня схватили за плечи и за ноги, подняли с кресла, понесли на эстраду, поставили на ноги. И тут-то Орнальдо распорядился, чтобы я открыл глаза.
— Как чувствуете себя? — осведомился он. Что мог я ответить в такой ситуации?
— Отвечайте же! Как вы себя чувствуете?
— Хорошо, — ответил я, но до чего чужим, противно дребезжащим сделался мой голос.
— Приятно слышать, — сказал Орнальдо. — Когда человек хорошо себя чувствует – тем более такой молодой, как вы, — ему хочется петь, танцевать. Кстати, вы умеете петь? Ну конечно же! Молодость — это самая звонкая, певучая пора жизни. Я ничуть не сомневаюсь: голос ваш звучит как флейта, как скрипка, как сладчайшая трель соловья. Пойте же! Пойте!
И я запел.
Потом танцевал.
Перепрыгивал бурлящий поток.
Отбивался от нещадно жалящих пчел.
Пытался спастись от тропического ливня...
Зал потрясенно наблюдал мою вынужденную импровизацию. Я же молил небеса об одном: «Скорее бы это кончилось! Скорее бы отпустил меня мучитель!» Дальнейшее, однако, оказалось еще ужаснее.
— Включите в зале свет! — приказал Орнальдо. — И опять обратился ко мне: — Посмотрите, спящий! Перед вами шумный и пестрый восточный базар. Каких только нет на нем товаров! Идите же! Покупайте!
Сопровождаемый сотнями широко раскрытых глаз, я вынужден был сойти с эстрады в зал.
— Не правда ли, какой прекрасной шалью торгует эта женщина? — подсказал мне Орнальдо. — Вам нравится шаль? Спросите о цене!
Я повернулся к женщине. Это была всеми почитаемая заслуженная артистка. На ее плечах действительно лежала красивая шаль.
— Ско-олько, ско-олько сто-оит. — начал я, запинаясь.
Ответ артистки разобрать не смог: видимо, в этот момент и она испытывала сильнейшее душевное потрясение.
К счастью, тут, наконец, пришли на помощь сердобольные зрители.
— Хватит! — закричали они. — Смотрите, как побледнел. Довольно!
Орнальдо упорствовать не стал, тем более что на эстраде дожидались своей очереди еще несколько спящих.
Сразу после концерта я был приглашен в директорский кабинет. Обычно благоволивший ко мне директор Дома на этот раз был строг и официален.
— Вот что. Тут собрались члены правления, а ты у нас в молодежном активе. Изволь отвечать как на духу: в самом деле спал или только придуривался?
Мне очень хотелось облегчить душу чистосердечным признанием, объяснить, что все произошло случайно, что я и не помышлял обманывать. Но, тут же сообразив, какой позор обрушится на меня, я лишь потерянно прошептал:
— Не помню. Ничего не помню.
— Так-таки ничего? — инквизиторски переспросил директор: — И то не помнишь, как пел фальшиво, петухом? И то, как танцевал по-медвежьи?
— Ничего не помню.
Меня отпустили, и, выйдя из кабинета, я сразу оказался в окружении танцующих пар: субботний вечер завершался танцами в фойе.
Терзаемый нечистой совестью, все еще переживая только что учиненный мне допрос, я жаждал уединения и потому направился в небольшую комнату возле библиотеки: в поздний час она обычно пустовала. Здесь было темно, но я знал, что у окна стоит банкетка. Приблизившись, увидел: кто-то сидит.
— А-а, это вы! — встретил меня более чем знакомый голос. — Нет-нет, не уходите. Садитесь рядом.
Я присел на край банкетки. Орнальдо ко мне наклонился:
— Вероятно, вас только что допрашивали со всем возможным пристрастием, а вы отнекивались: не знаю, не помню? Угадал?
Я лишь кивнул в ответ.
Орнальдо подсел ко мне ближе. Даже в полутьме глаза его оставались пронзительными.
— Владимир Евсеевич Герцог аттестовал вас как преданного любителя цирка. Превосходная аттестация. Ну, а я — я родился при цирке, вырос в нем, да, пожалуй, и дня без цирка не проживу. Знаю, идут разговоры, что сеансы мои не имеют прямого отношения к искусству цирка. Допускаю, вскоре придется заняться другим. Что ж, это не единственное, с чем я могу выйти на манеж. Мы с вами еще встретимся! Обязательно встретимся!
Он поднялся с банкетки, кивнул прощально, но, дойдя до дверей, вдруг приостановился:
— Экая забывчивость! Чуть не забыл. Во время сеанса, не желая перечить залу, я только сделал вид, что разбудил вас. Ну, а теперь. Теперь проснитесь!
И сразу я испытал удивительное облегчение. Разом почувствовал себя освобожденным, раскованным, независимым. Таким и вышел вслед за Орнальдо в гостиные, все еще полные субботним весельем.
На площадке лестницы, ведущей в гардероб, снова повстречался с директором Дома, и взгляд его на этот раз показался мне не столько строгим, сколько просительным. «Неужели ты все еще упорствуешь? Неужели так и не откроешь правду?» — вопрошали директорские глаза.
Но что же мог я ответить, особенно теперь, когда Орнальдо разбудил меня вторично.
Вот и вся история. Согласитесь, история и впрямь загадочная. Как мне хотелось бы в точности знать — спал я тогда или нет. Однако боюсь, что так и не смогу разобраться в этом. Слишком много воды утекло.
Из книги доктора медицинских наук, профессора Павла Игнатьевича Буля «Гипноз и внушение», 1975
Мне вспоминается следующее событие: в 1932–1937 гг. в цирке в Ленинграде выступал известный гипнотизер Н.А. Орнальдо (псевдоним). Хорошо поставленная реклама и огромная аудитория создали благоприятную обстановку для выступлений этого прославленного гипнотизера-профессионала. Рассказывали, что Н.А. Орнальдо побывал в Индии, где и научился приемам гипноза у факиров и йогов. Возможно, что эти слухи были необоснованны и создавались продуманной рекламой. Так или иначе, публика охотно шла на эти представления. Я также раз 30 побывал на сеансах Н.А. Орнальдо, стараясь уловить «тайну» индийского массового гипноза. Конечно, никакой тайны в его выступлениях не было, хотя они проходили всегда с огромным успехом.
Позднее я все же постиг «тайну» искусства и мастерства этого гипнотизера. Она оказалась простой истиной — кроме рекламы, импозантной внешности Орнальдо («черные глаза», высокий рост, аскетический вид) и других психологических предпосылок успеха этих выступлений, на сеансах нередко бывали одни и те же тренированные испытуемые для «затравки». Главным фактором успеха было большое число людей, принимавших участие.
Дело в том, что около 25% людей, подвергавшихся гипнозу, были особенно гипнабельны и внушаемы. Подсчитайте, сколько людей составят 25% от 2000 зрителей, сидящих в цирке и принимающих участие в опытах. Можно с уверенностью сказать, что гипнабельных будет не менее 500 человек, а это огромная цифра! Сидя в зале, вы видите, как слева и справа от вас, снизу и сверху засыпают люди, которых уводят на арену ассистенты экспериментатора. Удивительное и волнующее зрелище. Сила внушения — великая сила!
Из статьи Вл. Покровского «Глазами старого зрителя»
Так до сих пор я не понял, что было от трюка и что от подлинного умения в деятельности гремевшего ряд лет гипнотизера Н.А. Орнальдо. Знал я покойного Николая Андреевича лично и близко. Познакомившись в 1926 году в Средней Азии, мы вскоре выяснили, что живем в Ленинграде почти рядом: он на Стремянной, я на Невском. Орнальдо никогда не соглашался гипнотизировать меня в домашней обстановке. На цирковых же его представлениях я видел безусловно засыпавших и повиновавшихся ему людей.
Возможно, гипнотизировать могут очень многие, если за это возьмутся. Орнальдо рассказывал мне о крупном фокуснике Касфикисе, который начал выступать как гипнотизер без всякой тренировки, имел успех, но бросил это дело, потому что не всегда умел быстро разбудить уснувших.
Орнальдо даже писал на темы внушения, гордился, что бывали случаи, когда его приглашали в больницы при операциях под гипнозом. Но говорил он «трамва», когда речь шла о травмах. Этот человек был подлинное дитя старого цирка. Предоставленные самим себе, далекие от большой культуры, такие люди цирка, как Орнальдо, родившийся в бедной крестьянской русской семье, оставались невооруженными даже перед силами, которые ощущали в себе самих.
Если сказать, что гипноз — случайное явление в цирке, то напомню, что ведь нет бесспорного определения цирка.
Из мемуаров Сергея Эдуардовича Фриша «Сквозь призму времени», 1992, стр. 184–187, 232–233; 2009, стр. 98–100, 123
Вспоминая об Улитовском, я хочу описать один связанный с ним эпизод, который произвел на меня большое впечатление. Дело идет о гипнотическом сеансе, проведенном по его инициативе в Физическом институте университета.
В то время в Ленинграде в цирке выступал гипнотизер под именем Орнальдо (или Арнальди, точно не помню). Я ни разу не был на его представлениях, но очевидцы рассказывали, что он вызывал на арену желающих из публики, усыплял их и заставлял выполнять его приказания. Но, как всегда, когда дело идет о цирковом номере, зрители считали все виденное фокусом. Однако Орнальдо был выдающимся гипнотизером. Его обследовали врачи, в Военно-медицинской академии проводились операции в состоянии вызванного им гипнотического сна.
У Алексея Васильевича Улитовского была идея, что гипнотизирующее воздействие происходит с помощью электромагнитных волн дециметрового диапазона. На чем была основана эта гипотеза, я не знаю, но, во всяком случае, Улитовский со свойственной ему энергией решил провести опыты и привлечь к ним Орнальдо. Он организовал встречу с гипнотизером у себя в кабинете в Физическом институте, пригласив на нее ряд физиков. Собрались мы вечером, человек десять, в числе которых, кроме самого Улитовского, были Лукирский, Бурсиан, Прутков, Павлов, Добрецов и я. Орнальдо пришел в сопровождении двух лиц: невысокой худощавой женщины с утомленным лицом — его партнерши по цирковым выступлениям и широкоплечего молодого человека, малоинтеллигентного вида. Последний, по-видимому, был приставлен к нему из НКВД.
Сперва довольно долго мы сидели за чаем. Орнальдо вел себя развязно, говорил много, перемежая «научный» стиль разговора с рассказами, казавшимися фантастическими. Затем стали просить Орнальдо продемонстрировать свое искусство, предлагая себя в качестве подопытных объектов.
— Конечно, — сказал он, — я могу усыпить каждого из вас, но вы будете анализировать ваши ощущения, сопротивляться. Будет трудно и вам и мне. Лучше иметь дело с людьми более непосредственными.
В это время в комнату вошла девушка-подавальщица и начала собирать пустые стаканы. Орнальдо незаметно встал, подошел к ней сзади и, вытянув руки, приблизил указательные пальцы к ее вискам, не касаясь их. Он ничего не говорил, и девушка не заметила его приближения. Затем он сделал движение руками назад, и девушка, следуя за этим движением, стала падать на спину. Он подхватил ее и опустил в кресло. Она спала. Он поднял ее руку, достал булавку и сделал ей несколько уколов. Она никак не реагировала. Он отпустил руку — рука безжизненно упала.
— Видите, она спит, ничего не чувствует.
Затем он встал против девушки, направил вытянутый палец к ее переносью и произнес:
— Проснись, будь добра, все забудь...
Он резко ткнул ее пальцем. Спящая сразу очнулась и, оглядываясь, нерешительно произнесла:
— Что такое? Что со мной? Кажется, мне стало дурно...
Потом Улитовский, поговорив с Орнальдо, вышел. Он пошел в Экспериментальную мастерскую, работавшую в вечернюю смену, и вернулся в сопровождении пяти или шести молоденьких работниц из гальванометрического цеха. По его вызову они согласились прийти на сеанс.
Орнальдо, перекинувшись с ними несколькими фразами, сказал, что может усыпить их через стену.
Далее произошло следующее. Он расположил девушек в ряд в нескольких шагах от стены, поставил за ними стулья и предложил, чтобы за каждой из них встал кто-либо из нас, чтобы поддержать, когда они, засыпая, начнут падать. За одной из девушек встал я.
Затем вместе с Добрецовым он вышел в соседнюю комнату, отделенную кирпичной стеной. Добрецов потом рассказывал, что Орнальдо встал там у стены, протянул руки, делал ими небольшие движения и что-то шептал. Но мы не знали, что он делает за стеной.
Девушки, вначале несколько смущенные, посмеивались, переминались с ноги на ногу. Вдруг одна покачнулась и, поддерживаемая за плечи, опустилась, засыпая, на стул. Ее примеру последовали другие. Заснула и девушка, за которой стоял я, причем я сам не испытывал никакой сонливости, ничего, кроме чувства любопытства. Только одна молодая работница, явно сопротивляясь, продолжала стоять.
Орнальдо быстро вошел в дверь, вид у него был возбужденный, волосы взъерошены, взгляд устремлен вперед. Заметив стоящую, он протянул к ней руку и крикнул: «Спать!» Она упала на стул и больше не двигалась, как и ее подруги.
Орнальдо начал ходить взад и вперед. Потом произнес: «Как жарко и мухи мешают!» Девушки стали потягиваться, отмахиваться от невидимых мух. Орнальдо продолжал:
— Но ведь здесь ручей, прохладный, чистый...
Девушки, одна за другой, нагнулись. Они опускали в воображаемый ручей руки. Некоторые, зачерпывая горстями воду, освежали лицо.
Орнальдо подошел к той, которая проделывала все это наиболее старательно. Встав перед ней, сказал:
— Напрягись, стань крепкой как сталь, упругой как пружина!
Девушка изогнулась, закинув голову. По указанию гипнотизера мы поставили два стула, сиденьями обращенные друг к другу. Положили девушку так, что она опиралась затылком о спинку одного стула и ногами, около щиколоток, о спинку другого. Когда мы отпустили руки, она, оцепенев, повисла между стульями.
Орнальдо взял еще один стул, влез на него, потом поставил одну ногу на девушку. Он довольно долго выбирал место, ощупывал. Затем встал на загипнотизированную обеими ногами и качнулся.
Надо сказать, что действовал он с осторожностью, и, качнувшись раза три, поспешил слезть. Очевидно, не очень довольный тем, как прошел опыт, он решил продемонстрировать его нам вторично со своей партнершей. Она вытянулась перед ним, закинув голову. Он, не говоря ни слова, толкнул ее согнутыми пальцами под подбородок. Она сразу, засыпая, стала падать в изогнутой, напряженной позе. Дальше все происходило, как во время первого сеанса. Но на этот раз он действовал очень уверенно. Он длительно раскачивался, стоя на тонкой, хрупкой женщине, которая прогибалась под ним, как пружина.
Я знал, что существует явление каталепсии, когда напряженная мускулатура человека способна выдерживать огромные нагрузки. Но возможность увидеть это собственными глазами, стоя на расстоянии двух шагов, когда заведомо исключен всякий обман,— это, должен сознаться, производит впечатление.
Мы стали повторно просить Орнальдо проделать гипнотический опыт с кем-нибудь из нас. Сперва он отказывался, но кончил тем, что согласился. Первым вызвался Добрецов. Орнальдо поставил его посреди комнаты и стал за его спиной, протянув в его сторону руки. Что он хотел сделать, он нам не сказал. Добрецов стоял неподвижно, затем начал покачиваться, а затем сделал резкое движение, точно хотел вырваться из чьих-то удерживающих объятий. Орнальдо недовольно опустил руки:
— Нет, с вами трудно работать, слишком вы сопротивляетесь.
Несмотря на эту неудачу, он все же согласился сделать еще одну попытку. На это раз вызвался я. Орнальдо поставил меня около стула, на спинку которого я облокотился. В руку он дал мне спичечный коробок. Что он собирался внушать, я не знал. Я слышал только его шаги за моей спиной. Потом мне стало казаться, что я должен отпустить коробок. Это было скорее физическое стремление расправить пальцы, чем желание выполнить такой акт. Впрочем, я не был уверен, что это ощущение не было плодом моей фантазии. Я решил не делать ни одного движения. Это мне удавалось без особого труда.
Дело было летом. Я стоял у открытого окна, за которым подымалось большое зеленое дерево. Я увидел, как прилетела и села на одну из его ветвей птица. По-видимому, взглянув на птицу, я утерял внимание. Я очнулся от стука упавшего коробка. Пальцы на руке были растопырены.
Присутствовавшие, до того молчавшие, оживленно заговорили. Я обернулся к ним, и они показали мне листок, данный им Орнальдо до того, как он начал меня гипнотизировать. На листке стояло: я заставлю его уронить коробок.
Последний проделанный опыт заключался в том, что Улитовский провел Орнальдо по коридору, в который выходили двери из лабораторных комнат. В одной из них работал генератор дециметровых радиоволн. Орнальдо его не заметил.
На этом сеанс закончился. Об Орнальдо я потом никогда ничего не слышал. Для Улитовского же эта встреча обернулась впоследствии неожиданным и страшным образом. Но об этом я расскажу позже.
Приведу еще один случай тех лет, настолько удивительный, что теперь трудно поверить в его реальность. Дело идет о причинах осуждения Улитовского.
Улитовский, как я писал, был арестован по доносу сотрудников, обвинивших его в разрушении с вредительскими целями институтского имущества. Когда после закрытого разбирательства дела он был осужден на длительный срок, никто не сомневался, что приговор вынесен за те действия, о которых говорилось в доносе. Но через много лет, когда Улитовский вернулся и был реабилитирован, я узнал, что осужден он был на основании совсем другого «состава преступления».
Улитовский, будучи директором Института прикладной физики, часто ездил по делам в Москву, где он останавливался в только что построенной гостинице «Москва». Однажды ему дали комнату в одном из верхних этажей с окном, выходившим на Красную площадь. Комната ему понравилась. В следующий раз он снова постарался устроиться в ней, а затем просил директора гостиницы предоставлять ему эту комнату каждый раз. На беду оказалось, что из окна комнаты виден в Кремле дом, в котором жил Сталин. Улитовский, по всей вероятности, об этом и не подозревал. Весь эпизод с выбором комнаты носил случайный характер и соответствовал общей чудаковатости Улитовского.
Результат, однако, обернулся трагично. Во время судебного следствия в его «дело» оказались занесены факты: он останавливался в «Москве» каждый раз в комнате, из которой видны окна квартиры Сталина; в Ленинграде в Физическом институте он проводил опыты с гипнотизером Орнальдо, стараясь выяснить механизм внушения на расстоянии.
И хитроумный следователь вскрывает «преступный» план Улитовского: воздействовать в контрреволюционных целях на Сталина с помощью телепатических лучей. Перед этой догадкой меркнет и отпадает первоначальное обвинение в мелком вредительстве.
