Моисей Абрамович Кунин (сценические псевдонимы: Михаил Куни, Ганс Куни) (7.09.1897, Витебск – 2.01.1972, Ленинград) — эстрадный артист, работавший в области психологических опытов, специализировался на идеомоторной телепатии, быстром счете, сеансах гипноза и других разделах ментализма. Дипломированный художник, выпускник Вхутемас (1924). Выступал на эстраде и в цирке как художник-моменталист.
В 1916 году окончил Московский коммерческий институт. Занимался в Психоневрологическом институте в Москве, изучая труды И. Павлова, ассистировал академику В. Бехтереву (1917–1918). С детства увлекался живописью и спортом. Подготовил цирковой номер «Баланс на трапеции», с которым выступал в варьете Москвы, Киева, Одессы (1913–1914). Увидев номер «Живая счетная машина» Арраго (Левитин Роман Семенович, 1883 – 1949), стал развивать способности к мгновенным арифметическим действиям с многозначными цифрами. Окончив в 1924 ВХУТЕМАС, отрепетировал номер «Художник-моменталист» и выступал в цирках Труцци и Киссо, демонстрируя умение рисовать (даже ногами) с завязанными глазами. В конце номера исполнял ряд трюков из репертуара «Живой счетной машины»: мгновенно взглянув, называл количество конфет, положенных на барьер, количество спичек, высыпанных на манеж, число зубчиков в гребенке, показанной зрителем.
Со временем отказался от номера «Художник-моменталист» и начал совершенствоваться в мгновенном подсчете различных чисел, производя с ними молниеносные математические действия буквально в считанные секунды. Например, зрители писали на четырех досках по пять трехзначных чисел. Причем доски начинали быстро вращаться. Куни, стоявший до этого спиной к писавшим цифры, бросал взгляд на доски и тотчас называл результат сложения чисел. Или артист предлагал зрителям нарисовать на досках большое количество фигур самой различной величины и, взглянув на них, точно называл их число. Мог в любой последовательности перечислить цвета двенадцати мелькавших перед ним дисков.
Куни выступал также с номером «Чтение мыслей» или «Психологические опыты». Получив задание зрителей, находил спрятанные предметы, закрыв голову черным непроницаемым колпаком. Без наводящих вопросов Куни мог узнать задуманное зрителем имя выдающегося деятеля культуры или отгадать название любого города мира, который предварительно написал в записке зритель. Номера, окрашенные тонким юмором, содержали шутливые импровизации и забавные реплики. Своеобразная форма общения со зрительным залом вовсе не снижала серьезности и занимательности происходившего действия. Свои выступления Куни проводил в стремительном темпе, в зале всегда царила веселая, праздничная атмосфера. Гастролировал в Швеции, Венгрии, Финляндии, Китае, при этом выступал на языке принимающей страны.
Похоронен в Санкт-Петербурге на кладбище Памяти жертв 9 января (бывшее Преображенское кладбище), участок 64.
Воспоминания Михаила Куни и статьи о нем размещены в разделе «Книги».
Сочинения:
Литература:
Доктор медицинских наук П. Симонов о М.А. Куни
По моим наблюдениям, Михаил Куни делает все, что делает В.Г. Мессинг, и даже больше: например, демонстрирует опыты с запоминанием огромного количества информации. Своим замечательным экспериментам Куни тут же дает правдоподобные объяснения. Выступление Куни проходит деловито, спокойно и... очень напоминает обычную научно-популярную лекцию.
Из книги Василия Дмитриевича Захарченко «Разговор с электрическим мозгом», 1975
Я присутствовал на психологических опытах Михаила Куни. Уже немолодой человек, внимательный, серьезный, он показывал зрителям такие примеры памяти, которые вызывали недоумение и недоверие. Вот на стене вывешено 20 разноцветных дисков. Только мгновение, долю секунды Куни скользит взглядом по этим дискам, затем поворачивается к зрителям и спокойно, обстоятельно объясняет им расположение цветов. Но это еще не самое удивительное подтверждение человеческой памяти. Три черные доски с колонками цифр. Цифры написаны в пять рядов, состоят из трехзначных чисел. Доски вращаются в разные стороны. Куни только 1–2 секунды смотрит на эти расплывающиеся в пространстве цифры, затем отворачивается, сосредоточенно думает и через минуту называет вам не только цифры, но и сумму всех этих размытых движением чисел. — Не может этого быть! — говорим мы. Но Михаил Куни только улыбается. — Это просто хорошо тренированная зрительная память, — говорит он. — Ведь у меня перед глазами и сейчас стоят эти цифры. Хотите, повторю? — Нет, что вы... — смущаемся мы. Куни приводит нам пример моторной памяти. — Я вспоминаю случай, — говорит он, — который произошел со мной очень давно, кажется в 1930 году. Меня пригласил к себе один профессор, чтобы я показал ему несколько опытов памяти. В присутствии товарищей профессор предложил повторить мне ряд слов, совершенно не связанных между собой. Каков же был мой ужас, когда я услышал только латинские слова, а я даже не знал этот язык! «Довольно», — сказал кто-то, когда было названо сороковое слово, кстати, единственное понятное мне. И все-таки после небольшой паузы, — продолжает Куни, — я без ошибки повторил все сорок незнакомых мне слов.
Из повести Иосифа Давидовича Гальперина «Страдательный залог»
Опубликовано в журнале «Знамя», 2009, № 8, стр. 88, 90
Естественным казалось то, что позже стало работой: узнал — поделись. Главное, чтобы было интересно узнавать. Очевидно, это и есть основная сложность труда умственного. Избегал ее, уходя в заведомо интригующие сферы. Помню, в девятнадцать лет решился сделать первый серьезный газетный материал на мировоззренческую, что ли, тему. О фокуснике Михаиле Куни, который был как бы пристяжным к славе Вольфа Мессинга. Он тоже на своих сеансах угадывал задуманное зрителями, мгновенно складывал огромные числа. Я захотел написать о бессловесном контакте. Расспрашивал об этом семидесятилетнего Михаила Абрамовича, эмигрировавшего в свою экзотическую профессию из интеллигентских 20-х годов, из училища живописи, где его мастером был Шагал.
Мы шли по уфимской улице Карла Маркса к музею живописи имени Нестерова, где я договорился, что нам покажут в запасниках не выставлявшиеся картины Давида Бурлюка. Старому художнику было важно встретиться с полотнами, близкими его молодости, и мы говорили о том, как Бурлюк во время Первой мировой написал тридцать пять работ в деревне под Уфой. Но я в это время напряженно думал: «Есть ли телепатия?». Михаил Куни, не прерывая разговора об авангардной живописи, вдруг ответил: «Конечно, есть!». Я шел впереди Михаила Абрамовича, как бы расчищая дорогу старику, руки наши не касались, как это у него бывало на концертах со зрителями, глаз моих он не видел. Но почувствовал же, о чем я молча думаю! Я от неловкости не переспросил старого фокусника, как же это у него получается. Потом, после выхода материала, в котором я, конечно, о личном опыте не упомянул, он написал мне из Ленинграда, прислал репродукцию своей картины. Встреча с ним — ожог неведомого, ощущение более сильное, чем боязнь того, что мною можно бессловесно манипулировать.